— Я объяснял, — спокойно и уважительно, несмотря на резкость оппонента, ответил мой генерал, — мне нужен плацдарм для прыжка к Москве…
— С прыжками, я думаю, надо было покончить во Франции… — парировал старик. — При такой концентрации танков и пехоты мы проткнем оборону русских. Город возьмем, в этом я не сомневаюсь. Но мы пренебрегаем главным законом всякого наступления. А этот закон гласит, что противник должен быть вытеснен со всей территории…
— Мы уже имели опыт таких операций и в России, — настаивал генерал. — Мы брали в клещи крупные силы русских.
— И сообщали о них как об уничтоженных частях… Я это знаю! — не сдавался старик. — И на бумаге оказалось, что Красная Армия уничтожена, а напряжение на фронте непрестанно возрастает. Окруженным может быть только тот, кто захочет быть окруженным. Мы захватили Огромную территорию, и на всей этой территории до сих пор вспыхивают очаги боев. Сколько бы мы ни продвигались вперед, не уничтожив живую силу противника, мы все время будем идти с боями… пока они нас не измотают… Мы возьмем Рославль, а под Ельней не избежим неприятностей…
— Все математически рассчитано, — уже тверже ответил генерал. — Метод наступления танковыми клиньями — это математика! Если мы рассчитываем на крах России, то только танки дадут нам результат… Теснить и одновременно уничтожать противника у нас недостанет сил и ресурсов…
29 июля к генералу прибыл шеф-адъютант Гитлера полковник Шмундт. Он привез дубовые листья к Рыцарскому кресту, но это было лишь предлогом, чтобы побывать в войсках автора танковой доктрины.
Генерал настойчиво доказывал полковнику, что выход из кризиса в стремительном броске на Москву. Полковник внимательно его слушал, но не обронил ни слова одобрения.
31 июля генерал получил разъяснение к прежней директиве из группы армий. Наконец-то признали свершившееся. В служебной записке говорилось: