Светлый фон

ПЕГГАМ, ЕЩЕ ВХОДЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ, УВИДАЛ в доме свет и чрезвычайно удивился.

«Неужели я забыл погасить лампу? — подумал он. — Нет, я помню, что погасил ее перед тем, как уйти. Впрочем, я, быть может, и ошибаюсь, потому что дверь заперта на ключ. Я сам ее запер, и, очевидно, ее никто после меня не отпирал. Наконец, в доме все тихо, ни малейшего шороха не слыхать. Как странно на меня действует эта тишина, а между тем что же в ней удивительного, если в доме никого нет и быть не может? Неужели я начинаю бояться? Но чего же?.. Ах, какое ребячество!»

Он стоял на лестнице и не входил.

Что побудило его сойти с корабля и вернуться в свой уединенный дом?

Быть может, этому жестокому человеку хотелось полюбоваться черепом своего врага, обглоданным крысами?

Быть может, ему хотелось послушать его предсмертные стоны?

В таком случае для чего же он в нерешительности остановился и не поднимается по лестнице? Неужели у него явилось предчувствие чего-нибудь дурного?

Он все стоял и, не двигаясь, прислушивался к тишине, которая казалась ему томительной.

Однако нельзя же было так оставаться. Нужно было идти или туда, или сюда. Самому Пеггаму показался наконец смешным этот беспричинный страх, и он крикнул громким, но слегка дрогнувшим голосом:

— Эй!.. Кто там есть?

Ответа, разумеется, не было.

Нотариус решительными шагами взошел по лестнице. Войдя в гостиную, он в изумлении остановился, увидав открытую нишу, которую Перси забыл закрыть.

«Кто-то здесь был! — подумал он. — Об этой нише я до сих пор и понятия не имел. Очевидно, сюда приходил кто-нибудь из моих домашних, потому что посторонний человек не стал бы тут прятать ничего».

Он возвысил голос, стараясь сделать его твердым, несмотря на свое внутреннее волнение, и сказал:

— Пусть тот, кто спрятался здесь, в доме, немедленно покажется мне на глаза. Только с этим условием я прощу ему его дерзкую выходку. Прятаться от меня все равно бесполезно. Я обыщу весь дом, и тогда спрятавшийся пусть уж пеняет на себя самого: я поступлю с ним, как с вором, забравшимся ночью в чужое жилище.

Несмотря на эту угрозу, в доме по-прежнему все было тихо.

Пеггам почувствовал настоящий ужас, тем более что и сам не мог объяснить себе его причину.

Его нервы, обычно такие крепкие, совершенно отказались теперь повиноваться его воле. Он тщетно боролся с охватившим его страхом и не мог его побороть. Он всегда был так бесстрашен, а теперь боялся… Чего же? Зажженной лампы?

В другое время он даже внимания не обратил бы на такие пустяки. Уже один тот факт, что дверь осталась запертой, совершенно успокоил бы его на этот счет. Он преспокойно решил бы, что сам забыл погасить лампу, и не стал бы терять времени на бесполезные рассуждения с самим собой и с голыми стенами.