— Смотри у меня, астраханец, головой ответишь за каждого! Понял? — и спрыгнул на ходу с повозки.

Пригнув голову, Чокан большими прыжками помчался назад, к каравану, где уже шла рукопашная. Со всех сторон неслись крики, грохотали выстрелы, дико и надсадно ржали раненые лошади, лязгали сабли, встретившись со штыками.

Чокан не заметил, как разрядил магазин. Перезаряжать было некогда. На него летели на взмыленных конях десяток всадников. Увидев свалившуюся набок повозку, Чокан ринулся к ней, вырвал тяжелое длинное дышло. Размахивая им, боец сбил двух всадников, потом обернулся с быстротой тигра и пырнул концом дышла в грудь третьему головорезу, уже занесшему над головой кривой ятаган. С перекошенным от боли и страха лицом тот выронил свой ятаган и вылетел из седла.

Остальные наемники, пораженные исходом поединка, на минуту придержали лошадей, чем не замедлил воспользоваться Чокан. Он схватил под уздцы рослого скакуна, из седла которого только что выбил всадника, и прыжком вскочил на коня.

Размахивая тяжелой дубиной, как легкой палкой, Чокан помчался в самую гущу боя…

5

5

Абдугапар хлестал нагайкой лошадей, и повозка мчалась, едва касаясь колесами земли, как вдруг впереди увидел конников. То мчались головорезы Ораз-Сердара. Повозочный растерялся. Он не знал, что делать, куда умчать повозку. В его ушах гудел голос Чокана: «Головой ответишь за каждого!» — и страх охватил Абдугапара. Он круто осадил коней, в какую сторону безопасней путь? А за спиной связанные предатели орали до хрипоты в голосе, грозили и требовали повернуть назад:

— Останови, собака!

— Повесим тебя на первом суку!

Ему вдруг стало холодно, и зубы отбивали противную дробь. Абдугапару казалось, что через несколько минут приближающиеся всадники с двух сторон подлетят к его повозке, изрубят. В отчаянии, надеясь на выносливость коней, он повернул в степь.

Не успели они вырваться на открытое пространство, как правый конь был ранен шальной пулей, она прошила ему шею возле гривы. Хлынула кровь. Почуяв запах крови, лошади, дико храпя, свернули, понеслись навстречу всадникам. Абдугапар дергал вожжами, хлестал нагайкой, пытаясь изменить направление. Обезумевшие кони его не слушались.

Бернард Брисли и барон фон Краузе лежали в подпрыгивающей повозке, не знали, радоваться им или горевать. У обоих на побелевших лицах застыло напряжение: если повозка перевернется, то им несдобровать…

Стремительно летящую повозку заметили свои. Красноармейцы подумали, что лихой пулеметчик, наверно, решил занять выгодную позицию и с фланга хлестнуть свинцом по коннице.