Из темноты появился капитан. Унылое лицо вытянуто, усы дрожали. Развел руками:

— Необыкновенное происшествие. Граждане, нет ли среди вас доктора?

Гусев, подскочив к нему:

— Ящики с экспортными яйцами?

— Да не с яйцами, с таранью… Черт их знает — обрушилось полсотни ящиков прямо на сходни… И уложены были в порядке… Впрочем, не я их укладывал, меня это не касается, я ни при чем…

— Сколько человек задавило?

— Да двух иностранцев, — говорю я вам.

— Мне это не нравится, — сказал Гусев. — До смерти?

— Ну, конечно, покалечило, шутка ли — ящиком-то… Да — живые… А, впрочем, мое дело вести пароход, за груз я отвечаю, а что на берегу…

— Господин капитан, — сказал Лимм, — мы поджидали здесь двух американских джентльменов…

— Ну да же, говорю вам, — одному бок ободрало, другого вбило в песок головой, завалило рыбой, вытаскиваем…

— Это они, мистер Педоти, — сказал Лимм.

— Это Скайльс и Смайльс…

Педоти и Лимм поспешно пошли на берег. За ними — кое-кто из любопытствующих пассажиров, москвичи, капитан, Парфенов, Гусев. На конторке появился Ливеровский, — шляпа помята, руки в карманах. Гусев, приостановившись, внимательно оглядывает его, Ливеровский — с кривой усмешкой:

— А еще хотите, чтоб к вам иностранцы ездили… Возмутительные порядки…

— У вас оторваны с мясом две пуговицы, — заметили?

— А вам, собственно, какое дело? Убирайтесь-ка к чертям собачьим.

— Ладно, встретимся у чертей собачьих. — Гусев ушел. Ливеровский задрал голову к палубе, где, взявшись за столбик, стояла Эсфирь Ребус.

— Грубо работаете, Ливеровский, — сказала она.

— Плевать, зато — чисто.