Уаруку будто бы понял, чего они хотят. Он подбежал к отверстию, из которого появился, поскреб лапами землю, засунул нос в дыру, напоминавшую вход в лисью нору, и вдруг с громким лаем исчез в ней.

Понемногу лай удалялся, ослабевал. Вскоре его и совсем уже не было слышно.

— Черт побери! — сказал Жан-Мари. — Не кажется ли вам, что пес ведет себя более чем странно.

— Он подает нам знак, что нужно следовать за ним. Не так ли, матрос? — обратился к Жану-Мари Ивон.

— Не сомневаюсь в этом, малыш.

— Уверен, что наш бедный друг Генипа где-то там, внизу.

— Это плохо. Чертов утес тверже и прочнее, чем сталь.

— Нам понадобится много часов, чтобы разрыть нору хоть немножечко.

— Да уж! Ничего не скажешь! Сюда разве что ласка[383] пролезет.

— Не унывать, друзья, не унывать! — вмешался Артур Ларош. — Пусть хоть голова пролезет, а там, я вам обещаю, дело пойдет.

— Послушай-ка, мой дорогой, — сказал Феликс, — тысяча франков[384], если ты ухитришься пробраться в грот[385].

— Ради вашего удовольствия все что угодно, месье. Если вы так хотите…

— Я тоже пойду с рулевым, — вызвался американец Джим.

— Хорошо, у тебя достаточно тонкая кость. Должно получиться.

— А я, — забеспокоился Ивон, — неужели я шире в плечах, чем вы двое? Решено! Идем втроем: Артур, Джим и я. Я иду первым.

— Только после меня! Я старше тебя, и, если нарвемся на что-либо, первый удар по праву должен принять на себя я. Знаю, ты молодец. Но в этом случае, понимаешь, нужна хватка. Смотри-ка: собака возвращается! Похоже, что с ее хозяином и правда что-то стряслось.

Возвратившийся Уаруку действительно жалобно скулил, как будто говорил: медлить нельзя.

— Нечего и думать! Пес просит о помощи.

После оперативного совещания Жан-Мари, Беник и нормандец Бертран — самые сильные в отряде — совершили невозможное. Взяв топор, Беник подсунул его под огромный камень и как рычагом начал раскачивать.

— Помоги мне, Геркулес! Лезь туда. Я подтолкну, а ты подхватывай!