Приняли все меры предосторожности. Разожгли костер, разговаривали во весь голос, чтобы слышно было издалека. Решили не спать, пока не вернется разведчик.

Всему этому научил Знаток кураре. Отдав последние распоряжения, он бесшумно исчез среди гигантских деревьев. Индеец чувствовал себя здесь так же легко и свободно, как завсегдатай парижских Больших бульваров во время моциона[413].

Час прошел в напряженном ожидании. Никто не двинулся с места.

Вдруг в темноте раздался резкий, пронзительный крик, как будто кто-то хохотал. За время своего путешествия моряки много раз слышали этот оглушающий вопль, и поэтому он не показался им странным.

— Гляди-ка! Птица-пересмешник, — процедил сквозь зубы Жан-Мари.

Но паталосы задрожали от страха и разом повскакали с мест, как солдаты, поднятые по тревоге.

Через мгновение они уже готовы были убежать. У всех в руках оказались сарбаканы.

Когда в темноте крик повторился, еще более резкий и пронзительный, дикари, позабыв о своих белых спутниках, словно хищники, бросились сквозь густой кустарник и исчезли из виду.

Невозможно описать ужас, охвативший моряков, наблюдавших странную и неожиданную сцену. Им и в голову не приходило, к чему отнести внезапное бегство. Опасаясь ловушки, подвоха, спешно похватали оружие, отошли метров на пятьдесят от места стоянки и стали ждать развязки.

Вскоре послышался третий, более спокойный и тихий, сигнал. Паталосы хорошо знали его. Это был сигнал сбора. Ориентируясь в темноте словно кошки, они окружили Генипу, у ног которого по-прежнему вился Уаруку.

Вождь, вероятно, быстро бежал, потому что никак не мог отдышаться. Негромким, срывающимся голосом он что-то приказал своим людям. Те поняли и немедленно исполнили, кинувшись бежать бесшумно, но очень быстро.

Ничто не могло остановить их: ни густые ветви, меж которых они пробирались подобно змеям, ни шипы и колючки, от которых они уворачивались так, что те даже и не задевали кожу. Краснокожим не мешали тяжелые сарбаканы, для них не существовало преград, они не спотыкались и не оступались во тьме.

Добежав до границы леса, паталосы скрылись за густой стеной лиан. Впереди, метрах в шестидесяти, пылал гигантский костер. Пламя его озаряло воды Токантинс, бьющиеся о берег.

У костра лежали шестеро связанных полуголых мужчин.

Вокруг извивались в диком, зловещем ритуальном танце пятьдесят индейцев. Один из них, очевидно, колдун, увешанный причудливыми украшениями, исступленно бил в барабан, как во время похода. В движениях дикаря нетрудно было разгадать их ужасный смысл: вначале он будто перереза́л жертве горло, а затем съедал ее.