Светлый фон

Синий человек вскрикнул, английский офицер тотчас отдернул клинок, стараясь как бы смягчить удар.

Оба врача и секунданты подбежали к раненому. Он выронил оружие и стал оседать на землю. Подоспевшие секунданты подхватили его на руки. Возле шеи на рубашке расползалось красное кровавое пятно. Кровь залила уже все плечо. Она капала и капала из небольшой треугольной ранки.

Бакалейщика усадили на траву. Врачи в отчаянии качали головами.

— Со мной все кончено, не так ли? — пробормотал несчастный упавшим голосом. — А я ведь так любил жизнь!

Его противник поднял с земли плащ. По-прежнему сдержанный и корректный[447], но немного бледнее обычного, он подошел ближе и произнес:

— Месье, хочу повторить, что там, на крейсере, я действовал по совести. Но теперь раскаяние мучает меня, потому что я жестоко ошибся. Однако меня оправдывают обстоятельства. Сегодня, Бог свидетель, я не хотел убивать вас. Очень надеюсь, что вы поправитесь. От всего сердца желал бы этого. Верьте мне, месье. Весьма сожалею. Дайте вашу руку.

Бедняга Феликс сделал последнее усилие, чтобы пожать руку своему противнику. Тот был смущен и говорил совершенно искренне.

Парижанин прошептал еще что-то невнятное и потерял сознание.

— Доктор, прошу вас, — заволновался боцман, — скажите, что вы об этом думаете? Он не может нас слышать, говорите откровенно.

— Поверьте, я в совершенной растерянности.

— Как так?..

— Кровь, кажется, идет меньше. А ведь только что кровотечение невозможно было остановить. Значит, вена, по всей видимости, не задета. Цвет крови подтверждает, что все артерии в порядке. Но я в который уже раз задаюсь вопросом, каким образом шпага могла нанести удар, не задев жизненно важные органы.

— Но он в обмороке…

— Это ничего.

— Так что же с ним будет?

— Думаю, что лучше перенести пострадавшего в экипаж. Одному из вас, господа, придется сесть рядом с кучером. Вот так, хорошо. Кладите на сиденье. Боцман, поддержите ему голову, а я дам нюхательную соль[448].

— Вы полагаете, что приведете его в себя?

— Конечно! Смотрите, он очнулся. Тихо! Не говорите ничего! Вы обязательно выздоровеете, дорогой мой, но надо быть очень осторожным. Знаете ли, вы, можно сказать, заново родились. Да! Это все равно, как если бы вас вытащили из петли.

Доктор и не подозревал, что попал в самую точку.

Через час Феликса уложили в постель в темной и неудобной комнате на улице Ренар. Сиделками при больном стали Беник, Жан-Мари и Ивон.