Посмотрим дальше. Второго июня следователь старший лейтенант Черныш спрашивал Алтынова:

— В каких лагерях военнопленных вы находились и чем занимались там?

В ответ, конечно, набившее оскомину:

— Когда выходили из окружения, я был ранен и попал в плен. Лечился в Смоленском лагере до декабря 1941 года, затем был отправлен в Минский лесной лагерь, где работал на заготовке топлива.

Новоселов пометил в рабочей тетради:

«1. Смоленский лагерь. 2. Минский лагерь».

«1. Смоленский лагерь. 2. Минский лагерь».

Алтынов показывал дальше:

— В сентябре сорок четвертого в числе полутора тысяч военнопленных привезли в Центральный лагерь Саксонии, оттуда в Лесной лагерь номер двенадцать — неподалеку от города Теплице в Чехословакии…

Фиксируя путь Алтынова после пленения, Новоселов пометил порядковыми номерами и эти события.

В пустых показаниях все же проглянуло кое-что. Алтынов почти три года заготовлял дровишки в одном и том же лагере. Так ли? Минский лагерь — пересыльный, через него о-ей сколько прошло. Как ты ухитрился столько времени в нем задержаться? Может, не топливо заготовлял, а присматривал, как заготовляют? Проверить сложно, но можно, что я в конце концов и сделаю. Обязательно сделаю. Уж очень хочется узнать, где ты побратался с господином Мидюшко, с вояжером по американским и турецким вотчинам…

Разглядывая фотоснимки Алтынова анфас и в профиль, выполненные не очень-то квалифицированным фотографом тогда, в сорок пятом, Новоселов спросил вслух:

— Как думаешь, Андрон Николаевич, надо мне знать это или не надо? Молчишь? Ну ладно. Дай вот только тебя обозреть…

Ничего вроде особенного, лицо как лицо. На голове не очень-то густо, залысины… Сколько тогда ему было? С одиннадцатого? Выходит, тридцать четыре… Усы. Ноздри чуть вывернуты. Глаза под жидкими бровями — колючие. Губы… Губы холерика, в нитку ужаты. Такой попусту кобуру лапать не станет, пистоль враз задействует. Так, смершевец выясняет, при каких обстоятельствах Алтынов вступил в РОА. Что в этом протоколе можно прочитать между строк? Пока ничего. Зафиксированные показания дают лишь информацию о личности подследственного. Что ж, надо и это.

— В январе сорок пятого, — поясняет Алтынов, — не помню точно, но, кажется, двадцатого числа, в наш лагерь приехал пропагандист из штаба РОА. Вроде бы Таранец по фамилии. Он был в немецкой форме с узкими погонами, со знаками лейтенанта. Немецкий фельдфебель из комендатуры лагеря выстроил всех военнопленных. Набралось человек шестьсот. Таранец говорил: «У вас одна дорога для спасения жизни — поступить в русскую освободительную армию. Если не поступите, то подохнете с голоду в лагере». Он сидел за столом и ел колбасу. Говорил: «Тем, кто поступит в РОА, тоже дам это покушать, а когда победим большевиков, жратвы будет еще больше».