Дня за два до ухода советских войск из района в ее крохотную избушку поздней ночью пришли двое. Открыла не сразу. Уж очень неспокойно было в поселке. Повылазило из каких-то щелей кулачье, распоясались ворюги. Вчера магазин райпо едва не по бревнышку раскатили. Ловили их, расстреливали прямо на улице. Откуда-то выползали новые… Открыла, когда узнала голос Степанова, начальника райотделения НКВД. Его товарищ, как она поняла, — начальник повыше Степанова.
Сперва о том о сем поговорили, после уж Степанов спросил:
— Что думаете делать, Серафима Мартыновна? Не сегодня--завтра немцы здесь будут.
— Уеду куда-нибудь, тогда уж — о том, что делать.
— Остаться не собирались?
— Не обижайте. Обо мне и без того невесть что думают.
— Я и обком партии, — Степанов, похоже, покосился на своего спутника, — совсем иного мнения. Противоположного, так сказать.
— Спасибо на добром слове, — промолвила растроганно, и глаза ее повлажнели.
— Отсюда и просьба: наберитесь мужества, останьтесь.
Серафима Мартыновна бросила на Степанова оторопелый, непонимающий взгляд.
Засиделись за полночь. Сначала разговор напугал Серафиму Мартыновну до дрожи, временами обижал даже. Один раз не стерпела, спросила в сердцах:
— Выходит, если ни родных, ни близких, то и на лобное место — как на собственное крыльцо?
— Не надо так прямолинейно, Серафима Мартыновна, — мягко сказал тот, что пришел со Степановым, но закончил мысль все же без обиняков: — Хотя и это немаловажно. Только не надо об этом. Верю — не дойдет до провала. Надежнее прикрытия, чем у вас, ни у одного человека не найти в районе.
Это-то прикрытие и оскорбляло, тревожило душу: немка, мать преступника, нелюдимая, отмежевавшаяся от всех. Жить придется не просто под косыми взглядами, но и презрительными, ненавидящими.
И все же чем дальше уходил разговор, тем ощутимее росло в ней благодарное чувство к этим людям. Она и муж, сколь могли, отдавали свои силы и знания народу. Сможет ли она быть полезной сейчас, когда на страну обрушилось величайшее бедствие? Полезной в необычной для нее, смертельно опасной роли? Убьют? Что ж, лучше такая смерть, чем от хвори в постели…
И она решилась.
Разговор заканчивали, когда стало светать.
Что ей делать?
Надо Серафиме Мартыновне поступить на работу, войти в доверие к немцам.
А дальше?