Люси я не звонил. Пока нет. Натали сказала мне, что она вернулась на работу, завела нового парня… Я напишу ей из Рима после Рождества, подумал я, когда немного окрепну. А потом, может быть, мы даже увидимся в новом году. Я искренне надеюсь, что с ней все в порядке. Чувство вины все еще при мне, разумеется. (Из всех эмоций чувство вины, наверное, самое долговечное. Кроме разве что любви – но это мы еще посмотрим.) И я не забыл ее доброты той ночью, когда весь мир сорвался с катушек. «Позвони мне, когда все закончится», – сказала она. Я позвоню.

Я вижу, что за окном светлеет, приближается новый «Агнец Божий». Я выключаю лампу, чтобы наблюдать за входящим в сад рассветом. И если я выгляну наружу, перегнувшись через подоконник, то увижу, как засеребрились листья моей мяты, а на небе все отчетливее проступает бледное сияние. Все неподвижно. Но рано или поздно кот проскользнет в мокрую траву сада. И вместе с легким шелестом я услышу приближение зимы, поднимающейся из оркестровой ямы времени. В это время завтра я уже буду в пути. Чтобы проверить женское постоянство.

30. Женское постоянство

30. Женское постоянство

Моя встреча с Нью-Йорком началась с крепкого дешевого виски в аэропорту Дж. Ф. Кеннеди и желтого такси, за рулем которого сидел марокканец, желавший знать, какого черта делали китайцы, когда писалась Библия. Я ничем не мог помочь ему в этом. Но мой встречный вопрос – если бы я был достаточно прозорливым, чтобы спросить, – прозвучал бы так: какого черта на побережье так мало свежего воздуха? Нью-Йорк, должно быть, единственный приморский город в мире, в котором может быть жутко холодно и при этом сумрачно, душно и пыльно.

А еще этому городу пошли бы на пользу кривые линии. Хватит перекрестков, прямых углов и кварталов. Нельзя ли подать немного закоулков, аллей, и кривых улочек. Хватит функциональности. Дайте хоть немного формы. После обеда с Солом и журналистами я вынужден был откланяться и отправиться в Китайский квартал tout seul [124] – только потому, что там есть улицы, которые чуть-чуть изгибаются.

Сегодня, второго ноября, я буду ночевать в минималистском отеле чуть в стороне от Таймс-сквер, в районе Восьмой авеню. И что бы там ни думали персонал и другие гости, отель вовсе не был крутым – всего лишь минималистским. Минимальное пространство. Минимальный комфорт.

Сегодня я стал предметом обсуждения в городе. Точнее, мое имя было упомянуто в колонке сплетен в нескольких газетах. И вы правы: я чувствую себя лучше. Намного лучше. Была половина двенадцатого, и я наслаждался завтраком из двух яиц с помидорами. Похоже, на Манхеттене еще не изобрели ванну – что ж, я приму душ. А потом сяду за письменный стол и напишу письмо бабушке. У меня для нее приятный сюрприз. И я уверен, что она не станет возражать, если я попрактикуюсь в Anglicana Formata [125].