Светлый фон

— Я даю вам сто фунтов, если мой гастрит станет хроническим, даю вам эти деньги немедленно!

— Я сделаю все, что в моих силах, милорд, вы останетесь довольны!

Доктор Д. сдержал слово. Похудевший, осунувшийся, неузнаваемый, Питер-Паулюс отправился через три недели в Шеффилд, увозя с собой, в общем-то, весьма почтенную болезнь, достаточно изысканную, обнаружением которой он был обязан к тому же парижской знаменитости. Если он не смог стать Манфредом[379], то довольствовался ролью Фальстафа[380]. Это уже кое-что.

Но счастье и несчастье идут рука об руку. Бедняга Питер-Паулюс, на сей раз действительно больной, не мог больше без удержу отдаваться любимым прихотям — вкусным блюдам и крепким напиткам. Скука его заполонила, а вместе с нею — невыносимое отвращение к жизни.

— Путешествуйте, а лучше всего путешествуйте по морю, — в один голос советовали ему доктор Кэмпбелл, доктор Гастинг, доктор Нахтигаль и доктор Гарвей, эта четверка незыблемых и неумолимых, всегда во всем согласных эскулапов[381].

Питер-Паулюс схватил тугую пачку банкнот, свою неразлучную чековую книжку, плед и чемодан и кинулся в Саутгемптон в сопровождении миссис Арабеллы, мисс Люси и мисс Мери.

Пароход «Нил» королевской почтово-пароходной компании готовился к отплытию. Он держал курс на Вера-Крус, с заходами в Сен-Томас, Порто-Рико, Сан-Доминго, на Ямайку и Кубу. Питер-Паулюс закупил две каюты, обосновался в одной как человек, привыкший к комфорту, и с нетерпением стал поджидать команды капитана: «Полный вперед!»

Вскоре прокричал гудок парохода, труба окуталась паром, зашумел гребной винт, и «Нил» двинулся вперед, унося в далекие края Питера-Паулюса с его гастритом. У путешественника на душе было не все спокойно, побаивался он психологического напряжения, хорошо знакомого тем, кто пускается в дальнее плавание. Через какой-нибудь час переходит оно в стойкую головную боль, сопровождаемую конвульсивными сотрясениями диафрагмы[382]. Тогда все салоны пустеют, словно по мановению волшебной палочки, длинный полуют лишается всех любителей морских красот… Пассажиры, терзаемые печально знаменитой болезнью, пошатываясь, добираются кое-как до своих кают, плотно закрывают двери и… об остальном легко догадаться.

Миссис Арабелла, мисс Люси и мисс Мери отдали фатальному первому часу обильную дань, но Питер-Паулюс стоически держался в обществе нескольких бодряков, на которых решительно не действовала ни килевая, ни бортовая качка.

Странное дело, он ощущал в набрюшной области некое брожение, однако не мог бы назвать его неприятным. Сопровождалось оно затяжными зевками во весь рот.