— Нет, они не захватили его, сын мой, — сказал Картье. — И я твердо верю, что открытое мной урановое месторождение достанется тем, кто единственно имеет на него право… Ну, хватит об этом. Скажи, Робер, как здоровье тети Мари?

— Хорошо, отец. А когда тетя Мари узнала, что ты на свободе, то и вовсе забыла, что у нее есть печень.

— Это радует меня. Возможно, тете Мари придется долго жить в Париже одной.

— Почему же? Разве я…

— Ты отправишься со мной в Экваториальную Африку, и трудно сказать, когда мы сможем вернуться во Францию.

— Ты берешь меня с собой, отец? — просиял Робер. — О, я не мог даже мечтать об этом!

— Это не увеселительная поездка, Робер, нас ждут большие испытания. Я охотно отправил бы тебя обратно в Париж, если бы ты не подвергался там еще бо́льшей опасности.

— Какой же опасности, отец?

— Они могут захватить тебя, чтобы заставить меня вернуться, сломить мою волю. Это беспощадные люди, Робер!..

— Куда вернуться? Ты же…

— Ты потом все поймешь, сейчас не время и не место говорить об этом… А вот и Мадлен!

В маленькую палату, ярко освещенную золотыми лучами полуденного солнца, стремительным шагом вошла та самая молодая женщина, которую Барзак накануне отрекомендовал Жюлю как подругу Картье.

— Робер!

— Мадлен!

Два радостных возгласа слились в один.

— Когда ты приехал, мальчик? — Молодая женщина ласково провела рукой по волосам Робера. — Я так рада видеть тебя!

— А я… — Робер, чуть покраснев, поцеловал руку молодой женщины. — Я просто счастлив, Мадлен…

— Не Мадлен, нет, — улыбнулась она Роберу, — а мама. Назови меня мамой, мальчик, порадуй мое старое сердце!

— Мама… — произнес Робер со сложным выражением детской нежности и юношеского преклонения. — Мама…

— Дорогая Мадлен, — рассмеялся Картье, — ты так усердно занята усыновлением Робера, что не обращаешь на нас с Луи никакого внимания. Мало того, ты с нами даже не поздоровалась!