Тане было хорошо и весело в этот вечер. И во второй и третий тоже. Правда, больше ни в один театр они не попали. Все как-то получалось, что они не успевали к началу, хотя, как уверял Макс, у него даже билеты были в кармане. Чаще они уезжали за город. Максу нравилось на ходу менять маршрут, пересаживаться с автобуса на такси или троллейбус.
— Нет ничего скучнее запланированных поездок, — шутил он. — Надо быть там, куда позовет сердце сейчас, сию минуту.
Она не возражала. Дни проходили как-то бездумно, словно во сне. Она не могла сосредоточиться даже на работе, рассеянно выслушивала своего научного руководителя, а в мыслях была далеко от всего этого.
На последние дни командировки у нее оставалось поручение от руководителя лаборатории. Нужно было сходить в министерство и оформить документы на необходимое ее куйбышевским коллегам оборудование. Но человек, который должен был подписать ее бумаги, заболел. И будет на работе, как сказала секретарша, только через неделю.
Таня не знала: радоваться ей или огорчаться. Хотелось и в Москве побыть, с Максом, и тревожило какое-то смутное сомнение: что же у них за отношения? Дружеские? Или просто глупый флирт?
Она позвонила ему из автомата.
— Макс, у меня неприятности.
В трубке молчание. Показалось, отчуждение.
— Алло, ты слышишь, Макс?
Чуть ли не заикаясь, он спросил:
— Что за неприятности? Какого рода?
— Заболел человек, который должен подписать наряд на оборудование.
Макс повеселел:
— Ба! И это ты считаешь неприятности? Вот уж правда: у семи нянек дитя без слез. Приезжай сейчас же ко мне.
— Куда я должна приехать?
— В «Интурист».
— В гостиницу?
— Ну да. Поднимайся на четвертый этаж, я встречу тебя.
Она не могла понять, почему он приглашает в гостиницу. Но мало ли почему? Человеку, который работает в комитете по культурным связям и имеет постоянно дело с представителями зарубежного искусства, полагается для приемов, бесед, встреч иметь гостиничный номер.
— Ну вот, будь как дома! — впервые заключив ее в объятия, сказал Питнер. — Раздевайся. Может, примешь ванну?