— Что значит разгорячишься? Я, если хочешь знать, был разъярен! Эта сволочь на прохожих с бутылками, как с гранатами. Один из них и меня тоже поллитровкой по голове… Вот ему-то я и заехал по всем правилам профессионального бокса.

— Они действительно юнцы?

— Двое — пожалуй. А третий, тот, что бутылкой меня, далеко не юнец. И, между прочим, пригрозил: «Погоди, милицейский холуй, мы с Тузом с тобой еще посчитаемся». Припоминается мне, что кличку эту — Туз я уже слышал где-то…

— Так ведь это кличка бандита, бежавшего из исправительно-трудовой колонии особого режима! Забыл разве, что нам о нем рассказывала инспектор уголовного розыска Татьяна Петровна Грунина?

— Видно, все-таки как следует огрели меня бутылкой — совсем память отшибло, — смеется Анатолий, ощупывая голову руками. — Выходит, что этот Туз где-то тут, в нашем районе?

— Нам потому и рассказали о нем… А тебе нужно бы к врачу. Дай-ка я посмотрю, что там у тебя такое…

— Э, да ничего серьезного! — отмахивается от Валентины Анатолий. — Я успел присесть, и бутылка лишь задела меня слегка. Даже шишки пока нет… Ну, я пошел! Будь здорова!

В голове Анатолия, однако, все еще шумит от удара, и шишка уже нащупывается. Но сильнее боли возмущение скотским поведением одуревших от водки парней. Они озверело бросались на прохожих, как же было их не проучить? И он проучил. Да и можно ли было по-другому, если он один, а их трое? К тому же у того, которого он сбил с ног, была, видимо, финка, только он не успел ею воспользоваться…

Анатолий, правда, попытался было вразумить пьяных парней словами, призвать к порядку, почти не сомневаясь, однако, что все это явно впустую, но так полагалось, и он не хотел отступать от правила.

А вот Олег Рудаков нашел бы, пожалуй, способ, как обойтись без драки. Он спокойнее, рассудительнее, у него железная система, которая держит его, как корсет…

О том, что жестко продуманная система поведения и строгое следование этой системе держат человека в равновесии, как корсет дряблое тело, Анатолий узнал из книги учителя одной из ленинградских вечерних школ Владимира Ярмачева «Время нашей зрелости». Он взял ее у Олега на несколько дней и выписал понравившиеся ему мысли.

«Мне нужны были правила, — писал в своей книге учитель русского языка и литературы, — они держали меня, как корсет. Нарушая их, я страдал».

«Мне нужны были правила, — писал в своей книге учитель русского языка и литературы, — они держали меня, как корсет. Нарушая их, я страдал».

Наверное, страдает и Олег Рудаков, нарушая свою систему поведения. Пригодился бы и ему, Ямщикову, такой корсет для обуздания своего темперамента, но по душе ему пришлось не столько это сравнение, сколько восклицание Ярмачева: