И совесть его душу за это не скребла, не грызла, не судила.

Начальник отдела полковник Новиков встретил Антона Буслаева вопросом:

— Чем занимаешься?

— Разрабатываю агентурную «комбинацию» по делу «Альбионцы».

— Это важно, но придется прерваться на пару суток.

— Что-нибудь архиважное?

— В Коломенский район едет Никита Сергеевич Хрущев. И хотя у него своя охрана, нам приказано обеспечить на его маршруте надлежащую оперативную обстановку. Тебе предстоит выехать туда заблаговременно и просмотреть дела по линии «Т». Разобраться с ними и, наряду с начальником Горотдела, взять на себя всю полноту ответственности за поведение проходящих по ним лиц.

— Мне как-то не с руки вроде бы… — потупил взгляд Антон.

— Смущает ответственность? — лукаво спросил полковник.

— Вы же знаете, что это меня не пугает. «Альбионцы» на контроле у генерала. Он поставил жесткие сроки.

— Я договорюсь с генералом. Должен был бы поехать начальник отделения «Т», но он лежит в госпитале с язвой желудка. Так что в путь-дорогу, Антон Владимирович! В отношении машины я распорядился.

Буслаев встал.

— Я наделяюсь какими-либо правами?

— Действуй, как полномочный представитель Московского Управления. Желаю успеха. — Новиков пожал ему руку.

Если к делам по шпионажу спецслужб Запада Буслаев относился с уважением профессионала, то дела по террору у него вызывали чувство брезгливости и даже отвращения. Вот и сегодня он ехал в Коломну, в город, в котором не раз бывал, вспоминал исторические памятники, поражавшие его воображение, а думал о том, с какой непристойностью ему предстоит встреча.

Это сейчас дела с окраской «террор» сосредоточены в одних руках, в отделении «Т». Совсем недавно они были разбросаны по разным подразделениям. И в его производстве находилось одно из таких дел, которое он принял от предшественника. Оно было заведено на художника Поваляева. По этому делу проходил художник Жарковский.

Из дела было видно, что Поваляев выезжал в Испанию. К советской власти относится враждебно. Сравнивая нашу жизнь с тем, как живут за границей, приходил к выводам далеко не в пользу Советского Союза. Винил во всем политическое руководство страны, прежде всего Сталина. Желал им поражения. Антон понимал, что это — следствие, но в чем причина его озлобленности?

Буслаев встретился с двумя источниками, донесения которых находились в деле. Они подтвердили то, о чем сообщали ранее. «Но где же здесь террор? — спрашивал он себя. — А суждения, мысли… Правильно ли у нас поступают, добиваясь единомыслия и любви к вождям? Да и возможно ли это? Мысль не может быть преступной, тем более наказуемой в уголовном порядке!»