— А вы бы на его месте не клюнули?
— Я — другое дело. Я служу фюреру и Рейху.
Маршал нажал на кнопку. Воспроизведение смолкло.
— Что это? — Маннергейм глазами показал на диктофон.
— Это запись переговоров Гиммлера с Шелленбергом, снятая с телефона германского посольства в Стокгольме.
— Откуда у вас эта запись?
— Извините, господин маршал, я не могу раскрывать свои источники информации.
— Это очень серьезный разговор, — Маннергейм снова показал глазами на диктофон. — У вас есть источники в германском посольстве в Стокгольме?
— У меня есть такие источники, — подтвердил Штейн. — Получив запись этого разговора, мои друзья уполномочили меня ознакомить вас с его содержанием и предостеречь от возможных ошибок, которые могут оказаться роковыми.
— Благодарю вас. Надеюсь, вы подарите мне пленку вместе с диктофоном?
Проговорив с маршалом еще более двух часов, Штейн вышел из резиденции, не замечая крутившегося возле дверей коменданта, сел в приготовленный для него автомобиль и убыл на вокзал.
После разговора со Штейном, оставшись один, Маннергейм долгое время молча смотрел на оставленный на столе диктофон, не включая воспроизведение.
«Вот и третье действующее лицо — Штейн, — размышлял он о прошедшей недавно беседе. — Русские и немцы уже себя проявили. Наступило время выхода на сцену англосаксов. Интересно, заявят ли о себе французы?»
Вызвав к себе своего помощника генерала Луукканена, он сказал ему:
— Калле, подавайте рапорт об отставке.
XXXIII
XXXIII