— Русский поэт Александр Сергеевич, фамилия — Пушкин! — раздельно произнес он.
— Давай на голос. Мы тоже послушаем, — попросил Коломейцев и переместился поближе к камельку.
— Плохо я умею. Смеяться еще станете! — возразил Назарка, смущенно улыбаясь.
— Кто это смеяться позволит! Книга, брат, великое дело!.. Как умеешь, так и читай! — приподнявшись с орона, сказал Фролов. Повозился, устраиваясь удобней, и притих.
— Что читать?
— А что тебе больше всего нравится, то и валяй!
— Вот шибко хорошее стихотворение. «Послание в Сибирь» называется.
— Давай его!
Назарка часто запинался, краснел и водил пальцем по строчкам.
Установилась тишина. Сдерживая дыхание, люди с обветренными лицами, потрескавшимися на морозе губами и заскорузлыми руками, внимательно слушали Назарку.
Хозяин юрты, бесшумно ступая, с темной стороны обогнул камелек, оделся и вышел на улицу. На него никто даже не взглянул. Немного погодя Фролов сунул голые ноги в валенки, накинул на плечи борчатку и тоже исчез за скрипнувшей дверью.
Назарка кончил читать и закрыл книгу. Несколько минут длилось молчание. Красноармейцы задумчиво покуривали.
— Ведь правильно он сочинил! — вскинул давно не стриженную голову Ларкин. На щеке его выделялось черное пятно — ознобил. — Раньше люди тоже не сидели сложа руки — боролись. Революцию вроде бы готовили, будто крестьянин пашню под посев.
— Здорово он пишет, Александр Сергеевич! За живое цепляет! — с восхищением произнес Костя Люн. — Вот бы тебе так выучиться, Назарка!
— Самый наипервейший писатель был на России! — авторитетно заявил Коломейцев. — Царь-кровосос его загробил!
— Известно, цари все душегубители!
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво покосился Ларкин на Коломейцева.
— В Иркутске, когда на переформировке были, ученый в казарме выступал. Он рассказывал. У Пушкина еще жена барыня-белоручка была и с каким-то буржуем снюхалась, стерва. Из-за того и драка на пистолетах у них получилась. Тот Пушкина и подстрелил.
— Ты, Назарка, молодец! Выучился грамоте и понимающим человеком стал. А я вот лодырь несусветный! Букварь досель для меня темный лес...
Хлопнула дверь, и в нагревшееся жилье хлынул морозный воздух. В тепле он моментально загустел и стал похож на взбитые сливки, которые тут же бесследно исчезли.