— Дочка-то у меня какая стала! А? Красавица!

Орский сжал огрубелыми ладонями щеки дочери, отдалил от себя ее лицо на выпрямленные руки, всмотрелся, рывком привлек к себе, поцеловал в переносье и снова начал разглядывать.

— Мать-то как там? А? Жива, здорова?

Берег полнился суматошным говором, криками, смехом и поцелуями. Каждого красноармейца-горожанина тесно обступили родные и друзья.

Степан Никифоров сходил с судна в числе последних. Ступал он твердо, уверенно. Гимнастерка аккуратно расправлена под ремнем. На ногах новые яловые сапоги. Лицо старика было каменно неподвижным. Он смотрел прямо перед собой, чуть нахмурив брови.

Назарка молча остановился перед отцом. Степан увидел сына, и в лице его что-то дрогнуло, взгляд выцветших от времени глаз стал мягче, теплее.

— О, Назарка, мальчик мой! — произнес Степан и оглядел его с ног до головы. — Ну, здравствуй, здравствуй, сын!

Назарка с такой силой обнял отца, что у того хрустнули кости и он слабо ойкнул. Вот он — отец, родной, близкий человек! Степан понюхал Назаркину голову, и тот вдруг почувствовал себя маленьким несмышленышем, каким был там, в покинутой давно юрте...

— Совсем большой стал! — говорил Степан, придирчиво, в упор рассматривая сына. — Покрепче меня, пожалуй!

Мельком Назарка видел, как Нина взяла своего отца под руку и повела вдоль обрыва к пологому подъему в город. Между тем баржу подвели к сходням. Наваливаясь разом, матросы стаскивали с грузов покоробленные брезенты. Завиднелись кули, ящики, бочки, тюки. Пароход отдал чалку и приткнулся к барже с речной стороны. Из трубы его лениво курился дымок.

— Долго стоять будете? — поинтересовался Назарка и взял отца под руку.

— Завтра к вечеру, однако, дальше поплывем. Разгрузка не задержит: городские, поди, пособят, — ответил Степан. — Задерживаться нельзя. В верховьях банда шкодит. Потом на север двинемся.

— Ну, отец, идем ко мне! — пригласил Назарка. — Я у одной старушки живу, Матрены Павловны. Славная такая. Муж у нее ссыльный был, «сударский».

Пристань постепенно пустела. Красноармейцы расходились по домам. Команда «Революционного» и артель местных жителей, направленная Советом, приступили к работе...

— Вот мое жилье! — открывая дверь, сказал Назарка. — Проходи, отец!

Степан вошел, оглядел чисто прибранную комнату, задержал взгляд на полочке с книгами.

— Научился? — уважительно спросил он.

— Научился. А ты, отец?

Степан пожал плечами. Он расстегнул пряжку и повесил ремень на гвоздь. Назарка смотрел на него и диву давался: переменился отец, и походка другая, и движения не те, что были прежде. Вроде бы сдержанней стал, строже. На лице появилось много новых морщин, и волосы стали совершенно белые.