— Сейчас же уходи! — все больше распалялся тойон. Глаза его налились кровью. — И хлеба не дам, и денег не дам! Ничего не дам тебе, разбойник!.. Убить тебя надо!

— Мне собраться — только поясок затянуть! — усмехнулся Тарас. — Полторы недели у тебя живу. Когда нанимал, обещал хорошо кормить. А чем кормишь? Молоком, которое от телят остается, да прокислой сорой[4]... Уговаривались, что десятку мне наперед дашь. Где она? А разве я уже мало переделал? Ничего, скоро с вас спросят! Новая власть объявилась...

Он отвернулся от Павла и зашагал к амбару.

Хамначиты собрались в юрте. В ней было полутемно, пахло застоявшейся сыростью и перепревшим навозом. В камельке тускло краснели угольки. Никому не хотелось подбросить в затухающий очаг дрова. В открытую дверь тянул сквозняк и поднимал с огнища пепел. Серые пушинки, раскачиваясь из стороны в сторону, плавно опускались на пол.

Наступила пора ужина, и хамначиты уселись за низкий шаткий стол, стянутый для прочности сыромятными ремешками.

— Хозяин Тараса выгнал, — ни к кому не обращаясь, тихо промолвил Хабырыыс. — За Назарку он заступился... Ничего не дал русскому. Убить пообещал его.

Огонер Кылтас повернул к говорившему изборожденное морщинами лицо с глубоко запавшими глазами и спросил:

— Правду сказал?

Хабырыыс невесело усмехнулся:

— Хорошей вести трудно поверить, а плохая всегда бывает правдой!

— Даже поесть ничего не дал? — продолжал спрашивать старик.

— Разве вы не знаете Байбала? Он сказал, что, если русский не уйдет, ночью в него будут стрелять!

Кылтас не спеша вынул из прохудившегося от долгой службы кожаного мешочка ячменную лепешку и полупустой туесок с маслом, заткнутый пучком увядшей травы. Это был обычный ужин хамначитов. Все с жадным нетерпением следили за размеренными движениями старика. А тот аккуратно разломил лепешку надвое. Одну половину отложил в сторону и произнес:

— Это русскому. Он такой же несчастный, как и мы.

Никто не проронил ни слова. Старик взял туес, ножом извлек из него масло и разделил на две части. Оставшуюся половину лепешки он разломил по числу едоков. Принесли котел с кипятком, и все принялись за еду...

На душе у Тараса было сумрачно, но он не подпускал к себе отчаяние — не привыкать. В городе его ждут пятеро детей и жена, а он вернется пустой. Впрочем, тойон вряд ли бы рассчитался с ним честно. Про богачей Цыпуновых ходила худая молва. Тарас угрюмо перешагнул высокий порог юрты и, стараясь не смотреть на работников, прошел в угол, где стоял его сундучок с инструментами.

Старый Кылтас, которого все уважали за справедливость, мудрость, поднялся из-за стола и протянул Тарасу половину лепешки, густо намазанную маслом.