— Смею заметить, что именно сегодня вечером намечено провести повальный обыск квартир, в которых проживали коммунисты и советские работники…

— И вы рассчитываете, что вас там ждут с распростертыми объятиями, как манну небесную? — гневно загудел Секринский. — Ждут, чтобы добровольно сдаться и на первом же допросе выдать все явки и планы местного подполья? Вы дилетант в сыске, поручик, вам служить коновязом, а не сотрудником контрразведки!

— Я попросил бы… — побледнел Грум-Гримайло, и левая щека у него дернулась в нервном тике.

— Нет, это я попрошу вас перестать быть по-детски наивным! Самое страшное, когда недооценивают противника, к тому же довольно опытного. Не знаю, как вам, а мне льстит, что я имею дело с таким врагом, как Совдепы, и его разветвленной сетью подполья! Чем труднее борьба, тем дороже победа!

«Он может говорить до утра, — решил Эрлих. — Таких, как полковник, хлебом не корми, а дай высказаться. Не везет мне на начальство, фатально не везет…»

Когда разнос подчиненных закончился и два сотрудника контрразведки вышли из кабинета, Эрлих с удовольствием закурил и спросил поручика:

— Кстати, как вам удалось раздобыть адреса коммунистов?

— Все было довольно просто и элементарно: случайно задержали некоего Никифорова, бывшего сотрудника транспортной ЧК. Тип, скажу вам, довольно скользкий — лично у меня антипатия ко всяким предателям. На первом же допросе этот Никифоров выложил нам все.

— Можно на него посмотреть?

— Конечно!

Поручик и штабс-капитан спустились этажом ниже, миновали двух замерших на посту казаков в наползающих на глаза нелепых в жару меховых шапках и уже свернули в узкий коридор, когда навстречу попался щеголеватый ротмистр, скрипящий при каждом шаге хромом портупеи и новенькими, до блеска начищенными сапогами. Лениво кивнув в знак приветствия, ротмистр похлопал стеком по шевровому голенищу и прошел (точнее проплыл) мимо.

— Кто это? — проводил ротмистра взглядом Эрлих.

— Синицын. Офицер для особых поручений при английской миссии. Правая рука полковника Холмэна. Сумел выслужиться и теперь от фронтовиков нос воротит. За картами случай свел.

— И как?

Грум-Гримайло хмыкнул:

— Проигрался этот Синицын изрядно. Я бы на его месте пулю себе в лоб пустил, а ему все трын-трава. Болтают, что получил богатое наследство.

— С кем еще метали банк?

— Миллионщик Парамонов из Ростова да наш Джурин.

— Я бы с такими шулерами не сел за один стол, — брезгливо заметил Эрлих.

— Так ведь грех аристократишку как липку не ободрать, — засмеялся поручик. Он пропустил Эрлиха вперед и отворил перед штабс-капитаном дверь комнаты, где у окна сидел человек в мятом кителе.