Ду пылко отстаивал националистические идеи и не скрывал своей ненависти к японцам, хотя это вряд ли могло остановить отдельные части разрастающегося преступного синдиката от сотрудничества с оккупантами в деле торговли наркотиками. Когда в 1937 г. японцы захватили Шанхай, Ду предложил затопить у входа в бухту все свои корабли, чтобы не подпустить врага. Даже сейчас некоторые группы его банды участвовали в подпольной борьбе против японской армии.
Некоторые с трудом воспринимали столь многогранную натуру Ду Юэшэня: безжалостный убийца. Наркоторговец. Уважаемый банкир. Бесстыдный бабник. Убежденный националист. Наркоман. Оперный ценитель. Наконец, представитель класса богатых и обеспеченных. Впрочем, ключик к личности Юэшэня можно было найти в его безоговорочной вере в кодекс чести знатока боевых искусств. И в самом деле, будучи опытным воином, одним из старейшин и «крестным отцом» тайного мира боевых искусств в районе поймы Янцзы, Ду твердо верил в такие постулаты
Его чувство справедливости было примитивным, жестоким и непререкаемым. Но именно это чувство чести, каким бы извращенным оно ни было, делало «короля преступников» больше чем просто гангстером. Несмотря на то что в более поздних свидетельствах Ду часто изображали этаким оперето ч-ным злодеем, воплощением зла, он представлял собой бесконечно сложную смесь благородства и бандитизма, идеализма и оппортунизма.
Правда, это не давало повода сомневаться в его жестокости. Едва почувствовав пристальный взгляд Юэшэня на себе, Сайхун тут же убедился в этом.
– Ты ищешь одного человека, – бесстрастно возвестил Ду.
– Да, – ответил Сайхун. – Вы поможете мне найти его во имя мира боевых искусств?
– Возможно.
Наступила длинная пауза. Сайхун не мог понять, размышляет Ду или просто впадает в забытье.
Окружающие застыли в уважительном ожидании. Во внешности Ду сквозила какая-то убогость. Многие великие люди излучают сияние славы и собственного величия; но, судя по своим первым впечатлениям от встречи, Сайхун не мог сказать этого о главаре шанхайских бандитов. Юэшэнь долго сидел неподвижно, словно мумия. Но глаза его, успел заметить Сайхун, оставались живыми, пронзительными. Их обладатель не упускал ничего.