В главном же месте боя — у каре Племянникова — обстановка все обострялась. Наступала та минута боя, когда особенно значимо усилие каждого на весах общего успеха. Еще несколько минут торжества турецкой пехоты — и гибель русской армии станет неизбежной. Оторванная от баз, имея в своем тылу восьмидесятитысячную конницу крымского хана, она вся поляжет здесь, вся без остатка.

Военачальники главного каре — каре Олица — во главе с Румянцевым несколько мгновений как зачарованные смотрели на появившуюся перед их фронтом яростную толпу янычар во главе со своими знаменосцами. Но вот наконец и голос командующего, как освобождение от морока — успевшего и сумевшего за несколько кровавых секунд принять единственное, ведущее к победе и спасению, решение:

— Отсечь турок от лагеря картечью! Лишить их подкреплений!

Начальник артиллерии генерал-майор Мелиссино бросился выполнять приказ.

— Салтыкову ударить во фланги и тыл!

И на́рочные тотчас отправились к командиру русской конницы.

— Генерал Олиц! Для подкрепления Племянникова приказываю выделить первый гренадерский полк.

Потом, обернувшись, искоса посмотрел на принца Брауншвейгского — волонтера при его штабе, в начале боя все рвавшегося сразиться с турками, а сейчас как-то уже и не особенно жаждущего этого. Подмигнув принцу, Румянцев сказал ему обычным голосом:

— Теперь наше дело.

С этими словами, вскочив на коня, он бросился к полкам дивизии Племянникова. С маху влетев в толпу, Румянцев осадил скакуна и спрыгнул в самую гущу рукопашной. Выхватив из ножен шпагу, главнокомандующий закричал своему в расстройстве отступающему войску:

— Стой, ребята!

Громкий знакомый голос заставил остановиться ближайших к нему. На них натыкались другие, и скоро вокруг Румянцева оказалось достаточно людей, вновь вспомнивших о своем солдатском долге, для того чтобы заново начать отбиваться от янычар уже грудь в грудь, а не только способных подставлять свои спины под ятаганы. Бой принял новое ожесточение, ибо турки, поняв, кто этот генерал, столь быстро вернувший своих солдат для боя, отчаянно рвались к нему. Отбиваясь от наседавших на него янычар, командующий продолжал руководить:

— Солдаты! Разбирайтесь по ротам! Становись в каре! Слышите? Наши уже рядом!

Невидимые ими, им помогали егеря: ведя плотный ружейный огонь, они раз за разом сметали с флангового фаса ретраншемента всех тех, кто пытался в противовес им отбить их медленный неуклонный наплыв на укрепление. Наконец уже никто из турок не рисковал высунуть головы из-за бруствера, а егеря тем временем приблизились почти вплотную к валу. Крики турок, переходившие временами в захлебывающийся вой, крики, доносившиеся со стороны схватки с каре Племянникова, лучше всякого сигнала сказали Воронцову «Пора!» — и он повел батальон на штурм укрепления, доверившись штыку.