У входа расположился оркестр. Открылись двери. Четыре двойных створки охранялись четырьмя высокими неграми в роскошных ливреях[21]. Контролером был белый. Грянула музыка, и зрители устремились в большую, ярко освещенную ротонду[22]. Через полчаса все места в цирке оказались заняты. Двери наконец закрыли. А сотни разочарованных горожан остались на улице.

Представление вот-вот начнется.

В этот момент появился молодой человек. Он перепрыгнул через ограждение, устроенное неграми, оттолкнул их уверенным жестом и крикнул громко и насмешливо:

— Уберите лапы, черномазые! Я хочу говорить с хозяином!

Белый оценивающе посмотрел на молодца.

Перед ним стоял здоровяк, облаченный в опрятный, но видавший виды костюм. Несмотря на бедную одежду, он производил внушительное впечатление Рост выше сред него, широкоплечий, грудь колесом, крепкая мускулистая шея, уверенный взгляд больших серых глаз, рыжеватые усы, красивые черты лица, но при всем этом какая-то не здоровая бледность.

Удовлетворенный осмотром, контролер на превосходном, но с легким акцентом[23] английском спросил:

— Зачем вам хозяин?

— Так вы и есть Гризли-Бен?

— Да!.. И что дальше?

— Вот как! Примите мои поздравления!

— Спасибо! И это все?

Незнакомец в свою очередь внимательно посмотрел на знаменитого Гризли-Бена, о котором только и говорил весь город.

Неужели человек, так обыкновенно, так буднично наблюдавший за размещением зрителей и подсчитывающий выручку, и был тем самым великим импресарио[24], бесстрашным спортсменом, легендарным искателем приключений?

Высокий, крепкий, с седеющими волосами и бородой, Гризли-Бен для своих пятидесяти лет выглядел молодо. Он казался человеком энергичным, спокойным, храбрым и рассудительным. Суровое выражение его лица смягчалось каким-то неуловимым налетом печали и доброты.

Это взаимное наблюдение длилось всего несколько секунд, и собеседники, до сих пор совершенно незнакомые, тем не менее почувствовали симпатию друг к другу.

Гриззли-Бен прервал молчание первым:

— Так в чем дело?

— Дело в том, — ответил молодой человек, — что я хочу оседлать вашего знаменитого Манкиллера…

— Боже мой! Какая прыть! Мой мальчик, вы хоть понимаете, как это опасно? Смертельно опасно!