Надежда взял из брезентовой сумки шильце и спросил у Павла иронически:

— Я тебе не мешаю?

— А что, нельзя? — Павлу не надо было притворяться, чтобы изобразить, как ему не хочется отходить сейчас от Надежды.

— Иди погуляй, что ли… С полчасика…

Павел повиновался. Во дворе, прохаживаясь под окнами, он обратил внимание, что свет в их комнате как будто бы уменьшился. Кажется, Надежда выключил настольную лампу. А через минуту-две снова зажег.

Павел сел на ступеньки крыльца. Ночь была беззвездная, темная. Поднимался ветер.

Наконец скрипнула дверь. Надежда подошел, опустился на ступеньку рядом с Павлом, закурил.

— Сегодня вторник? — спросил он, и голос у него был усталый.

— Сегодня уже среда.

— Ну, отбой. — Надежда погасил папиросу. — Спать.

Он поделился с Павлом простынями и подушками. Павел лег на диване. Кровать Надежды была очень высокая, выше стола, он взгромоздился наверх, чуть ли не под самый потолок, и было смешно глядеть на него снизу. Шпион на горе перин в кровати с никелированными шарами, было на что посмотреть…

— Свет-то забыли, — как-то по-домашнему проворчал Надежда.

Павел встал, выключил лампу.

— Черт те что, — сказал Надежда, ворочаясь. — Надо попросить хозяев, пусть уберут эти проклятые перины. — И добавил без всякой связи с предыдущим: — Надоело мне в этом городе. У тебя документы в порядке?

— По-моему, нормальные.

— А ну-ка покажи.

Павел встал, снова зажег свет, подал Надежде паспорт. Тот нашел, что сделано чисто.

Они лежали в темноте молча, и каждый думал о своем.

— Не спишь? — спросил Надежда.

— Не могу.