Светлый фон

— Может, мне сходить посмотреть? — несмело спросил я, не поднимая головы.

То ли не расслышала бабка моего вопроса, то ли уклонилась от ответа, но заговорила о другом:

— Она, эта ондатра, конечно, зверек, капелька невидимая. А для меня — все равно что скотина какая, голубок ручной. Ведь тоже ласку да привет любит. Приласкала — она и доверилась мне, понимать меня стала, даром что дикушка. А теперь что получается? Обманули ее, выходит? Будет теперь на меня, как на зверя, зыркать, да и на других людей тоже…

Она вздохнула и умолкла. Но долго еще ворочалась на лавке, с хрустом разгибая коленки, растирая их ладонями.

Утром я проснулся рано. Тети Дуси в избе не было. Вышел на крыльцо и невольно замер, взглянув на огород: у самой воды между грядок сидела на корточках тетя Дуся и кормила с руки ондатру. Зверек по-заячьи поднимался на задние лапки, тянулся к ладоням хозяйки, а она, подавая резаную морковь пластик за пластиком, приговаривала:

— Серенькая ты моя, ласковая моя. Обманули тебя, умницу…

Но тут заскрипела калитка, и в огород воровски протиснулась нахальная голова козлухи Зорьки с обрывком веревочной петли на кривом роге. Тетя Дуся обернулась и грозно прикрикнула:

— Кыш, сатана безрогая!

КАК ЛИСА ДОМ СЕБЕ ЗАВЕЛА

КАК ЛИСА ДОМ СЕБЕ ЗАВЕЛА

КАК ЛИСА ДОМ СЕБЕ ЗАВЕЛА

Хороший дом у лисы — глубокая нора в овраге. Все там есть: проходы и переходы, мягкие половики из сухих листьев, отдушины для притока свежего воздуха, запасные выходы — отнорки. Даже спальня есть.

Только нору-то лиса не сама рыла — отняла у барсука. И вот как это вышло.

Долго барсук старался. Хоть и не твердый был грунт, песчаник — все равно приходилось скрести его лапами, подкапывать, как поросенку, носом, перегрызать крепкие древесные корни. Еще труднее стало, когда нора углубилась. Сработанная земля забивала проход, и барсук выталкивал ее грудью. Но вот нора совсем глубоко ушла в берег, теперь землю и грудью не вытолкнешь.

Догадался барсук перебрасывать сыпучий песчаник лапами. Бросает, бросает из-под себя назад, передвинется и опять бросает. И так до тех пор, пока не дойдет до начала лаза. Из норы свежий грунт не выбрасывает далеко, аккуратно разваливает у входа. Потом, когда закончит работу, красноватую, заметную на зелени землю присыплет листьями и травой.

Две недели маялся — построил дом. Просторный, чистый. Осталось выстлать травкой полы, взбить помягче постель, да и спать уж пора — зима-то не за горами.

Вернулся как-то утром барсук к норе — и хребет тревожно взгорбил: дух такой неприятный, хоть нос отворачивай! И лаз открыт. А когда уходил ночью на кормежку, вход завесил папоротником. Сунулся в нору, а там кто-то есть! Пригляделся, видит — лежит мордой к выходу лиса. Вытянула голову на лапах, щерит острые зубы, протяжно с переливами рычит. Недобро мерцают желтые, как луковицы, глаза. Жуть смотреть на лису!