Возвратилась от дверей, сказала:

— Идем к нам. Я баню затопила. Попаритесь, со стариком моим за ужином посудачите. И нам не скучно, и вам веселее будет.

— Нет, нет. Спасибо. Спасибо, мамаша.

— Ну коли так, не обессудьте.

II

II

Над лесом грузно и неподвижно висели облака. Вкрадчиво шелестел дождь в желтеющих листьях берез и осин. На грязной, оплетенной корнями дороге расплывались мутные лужи; на их тусклой поверхности вспухали и лопались пузырьки. За деревьями, невидимый, воркотал, монотонно и равнодушно, Байкал. Его дыхание холодным сквозняком тянуло меж стволами, шевелило тяжелые от сырости ветви.

— Ну и погодка, — сказал Степан Миньков.

Слова прозвучали невнятно: губы сводило холодом. Он шагал, с усилием отдирая от липкой грязи ноги в высоких резиновых сапогах; полы брезентового дождевика при каждом шаге хлобыстали по голенищам, затрудняя и без того нелегкую ходьбу. Рядом шел Тимофей Павзин — высокий, на целую голову выше Степана, сейчас он сутулился под тяжестью рюкзака. Ремни рюкзака врезались в покатые, сильные плечи Тимофея, но он, кажется, не ощущал этой тяжести, шаг у него был неторопливо-ровный; грязь под ногами в огромных, разбитых кирзачах всхлипывала звучно, отрывисто, от непокрытой головы с мокрыми, спутанными волосами валил пар. А Степана познабливало, от усталости поламывало поясницу.

— Собачья погода, Тимоха, — снова сказал он и, почувствовав в своем голосе жалобу, сердито высморкался, повторил ожесточенно: — Чертова погода!

— Ага, не того, не шибко… — отозвался Тимофей, равнодушно глядя себе под ноги.

На его широком лице с густой щетиной на твердых скулах не было заметно ни уныния, ни следа усталости. И Степан, уже в который раз, подивился способности Тимофея с каким-то первобытным безразличием переносить любые тяготы и неудобства таежной жизни. А силен… Что ни взвали на плечи, лишь бы на ногах устоял — унесет. Будет сопеть, пыхтеть, обливаться потом, но помощи не запросит, не пожалуется.

— Может быть, перекурим? — спросил Степан.

Тимофей посмотрел вправо, влево.

— Мокреть. Опять же и дом — рукой подать.

— И то, — поеживаясь, согласился Степан. — Давай пронесу рюкзак.

— Иди уж. Куды тебе.

Пряча усмешку, с преувеличенной уважительностью Степан проговорил:

— И силен же ты, Тимоша, ох и силен. Как самосвал.