Заслыша этот требовательный тон, каторжник, тянущий свою лямку в морге, смирился и униженно ответил:

— Король приказывает — я повинуюсь. Но я рискую своей шкурой.

— Я тоже, — откликнулся сержант.

И решительно скомандовал:

— В путь!

Риле безропотно повиновался, и они молча двинулись в сторону казематов. Каторжник шел рядом с сержантом так, как будто его ведут на работу — вещь вполне естественная на этом островке, где служба никогда не приостанавливается, даже в столь поздний час. К тому же стояла темная ночь и дождь снова полил как из ведра. Еще один довод в пользу того, что никто не обратит ни малейшего внимания на этого человека, в чьем присутствии здесь, собственно говоря, не было на первый взгляд ничего экстраординарного.

Теперь они вышли на открытую площадку, по краям которой виднелись большие строения, где содержались заключенные.

— Казематы вон там, — указал проводник.

— Сколько человек в охране?

— Один-единственный надзиратель. Но там такие двери — пушкой не вышибешь. И к тому же еще замки…

— Ладно, это уж мое дело, и я его сделаю. Держи носовой платок…

— И что с ним делать?

— Я заговорю с охранником, как бы о делах службы. А ты в это время обойдешь его сзади и платком заткнешь ему рот.

— Хорошо.

Охранник, чтоб укрыться от дождя, спрятался под козырьком крыши. Глаза его привыкли к темноте, он сразу же заметил галуны и нашивки старшего по званию и машинально сделал шаг навстречу.

Сержант подошел к охраннику почти вплотную, выхватил молниеносным жестом штык из-за пояса, приставил острие к горлу часового и угрожающим, не терпящим возражения тоном приказал:

— Ни звука, или ты — покойник!

Солдат, раб своего долга, все же собрался крикнуть, чтобы подать сигнал тревоги. Но у него не хватило на это времени. Каторжник зажал солдату рот платком, толчком наколол его на штык, согнул, как тростник, кинул на землю и трусливо, злобно, изо всех сил придавил ему грудь коленом.

Все это произошло в один миг, без малейшего шума.

На диво самоуверенно сержант обшарил карманы убитого, вытащил тяжелую связку ключей, ощупал массивную дверь и наконец нашел замочную скважину. Затем методично, не спеша перепробовал один ключ за другим, стараясь делать это бесшумно, избегая толчков, и в конце концов открыл оба замка. Он осторожно толкнул двери, проник внутрь и заговорил своим тихим, немного свистящим, но вполне отчетливым голосом: