— Гражданин сержант, я вас прошу… что вы задумали? Нужно ехать, гражданин сержант.

— Молчать! — вне себя вскричал Ойбор.

— Слушаюсь. Но, гражданин сержант… учитель, прошу вас.

— Я дорожу доверием народа ко мне, к тебе, Самбонанга, ко всем, кто честно исполняет свой служебный и гражданский долг. Нельзя, чтобы проходимцы бросали на нас тень. Так что, Нгоро, суда над тобой не будет, не будет огласки, для непосвященных ты — павший на посту. Постараемся похоронить тайну здесь я и Самбонанга.

— Блюстители закона преступят закон?! — завопил Нгоро,

— Это я отнесу на свою совесть, — сказал Ойбор.

— Нет! — вдруг закричал Самбонанга. Его бил озноб, взгляд округлившихся глаз метался от сержанта к Нгоро, скользил по глухой и безлюдной окрестности и возвращался, суматошный, отчаянный. Дрожащие его руки вцепились в ремень автомата, направленного в грудь Нгоро, однако он все-таки не решался потянуть за ремень, не хватало духа отвести готовое покарать оружие от человека, которого человеком уже не считал. Горло распирал невыносимо горячий ком, сухой, как белое небо Аномо. Он проглотил этот ком, облизал губы, повторил уже негромко: — Нет. Так нельзя. Нет, нет, нельзя, самосуд — преступление. Отказываюсь участвовать, гражданин сержант.

— Мой Самбонанга перестал быть мужчиной? Возьми себя в руки! — прикрикнул на чрезмерно разволновавшегося парня Киматаре Ойбор. Однако поведение и слова ученика все же произвели на него отрезвляющее действие. Он сказал уже спокойно: — Неужели мне не дано взять на себя этот акт возмездия? Рискну присвоить себе это право, рискну. Ты должен понять меня, Самбонанга.

— Согласен на любое условие, только жить, — вновь прохрипел Нгоро, с надеждой глядя на молодого полицейского, — жить!

— Его нельзя сейчас убивать, гражданин сержант, вы знаете это лучше меня, вы, учитель, опытный правозащитник, — возбужденно говорил Самбонанга, обращаясь к Ойбору, — его нужно показать всей стране. Пусть все увидят, услышат, узнают про эти банды. Их надо судить громко.

Поколебавшись с минуту, сержант Киматаре Ойбор убрал автомат, защелкнул на Даги Нгоро наручники и процедил сквозь сжатые зубы:

— Просто не могу видеть живым бешеного зверя. На меня как затмение нашло. А ты хорошо сказал, Самбонанга, всех их надо судить громко, на весь мир. Ты прав, мой мальчик.

59

59

Зал, в котором проходила пресс-конференция, был заполнен до отказа. В лучах телевизионных осветительных приборов плыли нити табачного дыма. Вспыхивали блицы фотоаппаратов, щелкали турели кинокамер, шуршали блокноты.