Сюда привозили тяжелораненых. Те, которые выздоравливали, часто прогуливались по заснеженным аллеям парка.

Бранку долго простаивал у окон своего кабинета, всматриваясь в бледные лица искалеченных поселенцев. Как-то он решился спуститься вниз, чтобы расспросить у них о делах на фронтах, но офицеры не торопились отвечать, холодно глядя на наутюженного аристократа. Да, в сорок первом офицеры фюрера были намного вежливее во дворце князя.

Хильду раздражало это любопытство мужа. О делах на фронтах и в тылу в Добржише знали довольно хорошо. Гестаповского же майора Мюллера заинтересованность Бранку наводила на подозрение. И этот толстяк приезжал теперь сюда, в кулуары Берлина, не только для того, чтобы повеселиться среди своих…

В этот вечер разговор не клеился. За столом сидели молча, рюмки поднимали тоже без тостов. А тут еще и полковник Кругер — воплощение немецкой точности — почему-то опаздывал.

— Удивительно, — ни к кому не обращаясь, бубнил Мюллер, — очень странно… Почему нет оберста? Ваша самооборона ничего об этом не слышала, пан Крижек?

В этот миг в дверях гостиной появился полковник Кругер. Он утомленно бросил компаньонам «хайль» и, забыв приложиться к руке хозяйки, молча сел на свое место за столом. Его рука потянулась к бутылке чудесного коньяка «Арманьяк». Выпив две рюмки подряд и ничем не закусив, полковник нервно потер виски.

— Что случилось, оберст? — первой нарушила тишину Хильда. — Не мучайте нас…

— Случилось? — расслабленным тоном переспросил Кругер. — Не то слово, господа. Случилось — это если произошло что-то внезапное. А тут сюрпризы каждый день. И все эти случайные, — полковник нарочно сделал ударение на этом слове, — фортели выкидывают лесные бандиты. Хотел бы я знать, чем занимается уважаемое гестапо? — Кругер недобро взглянул на Мюллера: — Выискивает их бог знает где, а они у меня под боком, в комендатуре.

Мюллер поднялся:

— Может, господин полковник намекает на предательство некоторых офицеров?

— Ваши усилия напрасны, — оборвал его Кругер.

— Да объясните же, наконец, в чем дело! — нервно выкрикнул эсэсовец Шульц.

— Приберегите свои эмоции, Эрнст, — вздохнув, ответил полковник. — Сегодня смерть по пятам шла за мной, — наконец начал он. — О, красная мерзость! — Полковник сжал кулаки. — Вешать, сжигать на кострах, рубить на куски всех, кто сочувствует им. Господа, мы забываем иногда, что такое Чехия. Мы забываем, кто убил верного сына райха генерала Гейдриха. Они, — полковник поднялся, — они всегда должны видеть Лидице. Да, да, днем и ночью! — Он ударил кулаком по столу.