Головлев взглянул на девушку с непривычной суровостью. Она притихла и только умоляюще всхлипывала. Он сказал:

— У нас будет еще немало трудностей впереди, Юля. И этот поход будет тоже труден. Тем более что не каждому объяснишь, почему мы должны идти, когда можно наконец отдохнуть. Однако мы должны проникать не только в мысли, но и в сердце человека. Если мы сейчас поможем Меньшиковой, она будет благодарна нам всем, станет поступать осмотрительнее, спокойнее. А если откажем в помощи, она будет считать нас чуть ли не врагами. Может быть, когда-нибудь такая помощь потребуется и тебе, ты ведь тоже не очень сильный человек. Так заслужи ее заранее вниманием к другим. И не приставай к ней, пока она еще слишком слаба, чтобы говорить об этом…

Когда Юля отошла, Головлев посмотрел на ее согнутые плечи и подумал о том, что только так и должен был поступить. Слишком много взаимных обид и недоверия скопилось между ними, следовало стать не только более настойчивым, но и более мягким. Может быть, тогда многое рассеется и то зерно доброго отношения, которое он бросил сегодня, прорастет и даст плоды. Все можно привлечь на пользу делу, даже душевные страдания человека…

И когда Варя вышла к обозу, никто ни о чем не спросил у нее. Девушки даже стали как-то заботливее к ней, Иляшев встал на лыжню рядом с ней, даже самый недовольный из забойщиков — Лукомцев, который громче всех обвинял Варю в предыдущих задержках, и тот сделал веселое лицо, здороваясь с нею, хотя было ясно, что никого не веселит этот путь по мокрой, снежной парме. И Варя чуть не прослезилась снова от этого всеобщего сочувствия, но когда она вспомнила, чем оно вызвано, когда представила Сергея рядом с тою, другой, слезы мгновенно высохли, холодная жестокость появилась в глазах, и Головлев, нечаянно встретившись с ее взглядом, тяжело вздохнул. Ее не успокоить, не смягчить. Только там, на месте, ее сердце, может быть, станет снова мягким и податливым на ласку. И возможно, напрасно он согласился с нею. В таком запальчивом состоянии она может обидеть не только Нестерова, но и его добровольную помощницу — и еще более навредить себе…

Но приказ был уже отдан, обоз тронулся в тяжелый путь, и Варю было уже невозможно остановить. Она торопилась навстречу своей судьбе, только гнала ее не вера в будущее, а злая и бессильная ревность…

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

В конце визита женщина всегда обращается со своим поклонником лучше, чем того желала бы…

1

Странно. Нестеров не жалел теперь о запаздывающем обозе. Он забыл свое нетерпение и иногда даже с грустью думал, что скоро Христина уйдет от него. Первая оленья упряжка на перевале появится как сигнал к ее уходу. И если он взглядывал на перевал, где три одиноких камня были приметой для погонщиков, то лишь для того, чтобы убедиться — сигнала еще нет.