Тум хоть и не понимала, но слушала с таким пристальным вниманием, как будто ее жизнь зависела от его слов. Однако она уловила имя мужа и по-эскимосски крикнула:

– Да! Да! Фэрфакс! Мой муж!

– Жалкая дурочка, как мог он быть твоим мужем?

Но ей непонятен был английский язык, и она подумала, что ее вышучивают. Ее глаза вспыхнули немым, безудержным гневом, и Ван-Бранту даже почудилось, что она, как пантера, готовится к прыжку.

Он тихо выругал себя, но вдруг увидел, что пламя гнева угасло в ее глазах и взгляд стал лучистым и мягким – молящий взгляд женщины, которая уступает силе и мудро прикрывается броней собственной слабости.

– Он мой муж, – сказала она кротко. – Я никогда другого не знала. Невозможно мне знать другого. И невозможно, чтобы он ушел от меня.

– Кто говорит, что он уйдет от тебя? – резко спросил Ван-Брант, теряя терпение и в то же время чувствуя себя обезоруженным.

– Ты должен сказать, чтобы он не уходил от меня, – ответила она кротко, удерживая рыдания.

Ван-Брант сердито отбросил ногой угли костра и сел.

– Ты должен сказать. Он мой муж. Перед всеми женщинами он мой. Ты велик, ты силен, а я – посмотри, как я слаба. Видишь, я у твоих ног. Тебе решать мою судьбу. Тебе…

– Вставай!

Резким движением он поднял ее на ноги и встал сам.

– Ты – женщина. И не пристало тебе валяться на земле, а тем более в ногах у мужчины.

– Он мой муж.

– Тогда – да простит господь всем мужьям! – вырвалось у Ван-Бранта.

– Он мой муж, – твердила она уныло, умоляюще.

– Он брат мой, – отвечал Ван-Брант.

– Мой отец – вождь Тантлач. Он господин пяти селений. Я прикажу, и из всех девушек этих пяти селений тебе выберут лучшую, чтобы ты остался здесь с твоим братом и жил в довольстве.

– Через один сон я уйду.

– А мой муж?