Из воспоминаний П.В. Логвиненко:

– Наш генерал с особым вниманием относился к политсоставу, к политработникам. Сам в прошлом комиссар, он знал, как много зависит от умелой работы политработников. Доверял, очень доверял и очень многое поручал нашему брату. Я вот думаю, что совсем не случайно множество подвигов у нас в дивизии было совершено именно политруками.

Из воспоминаний А.Л. Мухамедьярова:

– Я убежден, что Клочков как политрук рос и формировался в прекрасных условиях. Он действительно рос на глазах. Не надо думать, что прямо с момента, когда надел военную форму, стал он сразу же абсолютно готовым политработником. Вся атмосфера в дивизии помогала ему разворачивать свои способности, на которые – это уж точно! – он был так богат и которые были в нём щедро заложены всей предшествующей жизнью.

Что верно, то верно. Правы ветераны. Любил Клочков свою работу, отдавался ей целиком. Видел её высокий смысл, знал, что самый главный результат всех политруковских усилий – как воюют солдаты. Всё подчинял этому, был инициативен и остроумен, ломал шаблоны. Интереснейший на этот счет эпизод содержится в книге А. Кривицкого «Подмосковный караул». Однажды Клочков прочитал солдатам фашистские листовки, а затем провел беседу. Это по тем временам было не совсем, напишем так, привычным. Имелся особый приказ, чтобы листовки сжигать, не читая. Политрука вызвали на заседание партбюро как человека, не выполняющего инструкции. К счастью, всё закончилось благополучно. Может бить, и оттого, что пришел Клочков на заседание бюро вместе с пленным, которого только что захватил.

6. Последнее письмо

После неудачи в октябре гитлеровцы готовились ко второму наступлению на столицу. У Москвы была сосредоточена пятьдесят одна вражеская дивизия.

Гитлер в нетерпении. Ликуют, подбадривают пропагандистские фанфары Геббельса. Пишутся решительные приказы. Среди них будет и такой, цинично воззвавший к самым низменным инстинктам: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте её склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по её площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых. Вперёд!»

Мир тревожно следил за битвой на полях Подмосковья. Люди Земли понимали, что означал бы захват Москвы – об этом свидетельствуют мемуары многих видных зарубежных деятелей того времени.

Но вот четыре письма, четыре сугубо личных свидетельства. Они не были предназначены для посторонних глаз, и стали документами истории помимо воли их авторов. Разные письма, разные судьбы – между ними линия фронта, граница тьмы и света.