Между тем в Маракайбо прибыла бригантина под парламентерским флагом. Эта бригантина привезла предводителям экспедиции письмо от вице-короля, в котором им предлагали сдаться. Письмо это заканчивалось страшными словами, заставившими самых храбрых похолодеть от ужаса:

…Если завтра на восходе солнца я не получу двадцать заложников, в числе которых непременно должны находиться Монбар Губитель, Франкер, Филипп д’Ожерон, Пьер Легран, Олоне, де Граммон, Морган, Пьер Пикар и Рок Бразилец, я сам войду в озеро, возьму вас в Маракайбо, и, даже преврати вы этот город в горнило, я сумею вас захватить и поступить с вами, как вы того заслуживаете.

Это письмо, надменное и грозное, возымело эффект, обратный тому, которого добивался вице-король; отняв у флибустьеров всякую надежду на спасение, оно возвратило им их свирепость и неукротимую отвагу. Они пришли в негодование, увидев, что с ними обращаются с таким презрением.

Монбар решил, что это письмо должно быть зачитано перед всеми Береговыми братьями.

— Я не узнаю вас, друзья! — вскричал он. — Как, вы позволяете оскорблять себя подобным образом человеку, который ни разу не мерялся с нами силой в сражении? Или вы решили подвергнуться постыдному наказанию, которым дерзкий враг хочет заклеймить ваше мужество? Хорошо же! Покоряйтесь, но я не стану разделять вашего малодушия. Я считал себя предводителем неустрашимых корсаров! Если я ошибся и вы уподобились бабам, дрожащим при звуке голоса испанца, я не хочу вас знать! Вы свободны, ступайте, протягивайте ваши руки навстречу цепям и целуйте руку палача!

Эта пылкая речь была принята с глухим ропотом, краска стыда выступила на лицах флибустьеров, гнев возвратил им мужество.

— Веди нас на неприятеля! — закричали они. — Пока в наших жилах остается хотя бы одна капля крови, иди вперед, Монбар! Даже раненые последуют за тобой ползком.

— Вы твердо решили повиноваться мне? — спросил он.

— Да, да, приказывай, мы твои!

— Ну, — продолжал Монбар, снимая шляпу и приложив руку к сердцу, — клянусь вам, друзья, что этот дерзкий испанец заплатит жизнью за свое бахвальство и что мы выберемся целы и невредимы из засады, в которую он слишком рано льстит себя мыслью завлечь нас!