— Ты старый и мудрый человек, — польстил Егорычев колдуну, но адресуясь главным образом к его пастве. — Ты много знаешь и очень многое видел на своем веку. Скажи мне, разве люди вашей деревни умирают только от колдовства?

— Конечно, нет, — осторожно отвечал колдун. — Люди умирают от старости, от болезней, от отсутствия должного благочестия.

— Почему же ты так уверен, что он утонул в результате колдовства?

— Потому, что его голова была обращена в южную сторону.

— А если его выбросило бы в сторону вон той горы? Ведь на ней никто не живет? — И Егорычев указал в направлении, строго перпендикулярном тому месту бухты, куда выбросило тело Яго.

— Тогда было бы ясно, что никто, кроме него самого, в его смерти не виновен, — проворно ответствовал преподобный отец Джемс.

— А если бы в сторону Священной пещеры?

— Его выбросило головой к югу, — уклонился отец Джемс от прямого ответа.

— Я думал, что ты более понятлив, — с досадой промолвил Егорычев, — но раз ты нуждаешься, чтобы тебе разжевывали и клали в рот разжеванное, я могу это проделать для такого уважаемого человека, как ты.

Кое-кто из окружавших ухмыльнулся. Им было внове такое забавное выражение. Но колдун уперся взглядом в землю и молчал.

— На вчерашнем пиршестве вы угощали меня напитком, от которого люди пьянеют. Верно я говорю? — продолжал допытываться Егорычев.

— Верно, — неохотно отвечал колдун.

— Если человек выпьет слишком много этого напитка и упадет в воду, может он утонуть?

— Может, — еще более неохотно согласился отец Джемс.

— Так пусть те, кто видел Фрумэна, когда он третьего дня отправился в бухту, скажут, разве он не был тогда пьян?

— Он был — очень, очень пьян, — охотно Подтвердили несколько островитян. — Он качался на своих ногах, как самая старая и дряхлая коза.

— Что же удивительного в том, что очень пьяный человек утонул? Разве не было тогда сильного ветра? — спросил Егорычев. Ему казалось, что он уже почти полностью убедил своих слушателей.

Все согласились, что в пятницу, когда Яго отправился освежиться, дул достаточно свежий ветер, чтобы опрокинуть лодку, особенно если ею правит в дым пьяный человек.

— И еще, — продолжал Егорычев, все более утверждаясь в убеждении, что он берет верх над человеконенавистническими происками Фламмери, — попробуем даже на мгновение допустить нелепую мысль, что кто-то, неизвестно по какой причине, хотел извести одного из людей Нового Вифлеема. Если он хотел нанести этим действительный ущерб вашей деревне, он бы, без сомнения, выбрал наиболее уважаемого и ценного вашего односельчанина. Не так ли?