Когда вчера грубо заперли обоих белых, Джекоб не сомневался, что немедленно свершится нечто из ряда вон выходящее. Он беззаветно верил в сверхъестественные возможности желтобородого джентльмена. Но огонь с неба не покарал на месте преподобного отца Джемса, а двери сами по себе не растворились, и Джекоб впал в состояние мучительного смятения. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы попытаться под покровом ночи, а тем более в светлое время суток, пробраться к запертой хижине и отодвинуть засов на ее двери. Раз чары самого желтобородого оказались бессильными против заклятья отца Джемса, то где уж тут соваться обыкновенному смертному!

Желтобородый сказал, что не из-за чего воевать людям острова Разочарования. Джекоб верил желтобородому: не надо воевать, если такой человек считает, что все можно прекрасно оговорить без того, чтобы проткнуть стрелами и копьями множество людей и размозжить им черепа топорами. Но ведь что бы там ни говорить про покойного Яго (человек он, конечно, был дрянной), погиб же он все-таки не от чего-нибудь другого, а от колдовства. Так сказал белоголовый, так сказал белый с сиянием на макушке, так сказал и отец Джемс, которому ведь тоже очень много — ох, как много! — таинственных сил подчинено.

Так терзался бедный Джекоб Смит сомнениями всю прошлую ночь и все нынешнее утро, и его очень обрадовало рассказанное юным Смитом, потому что он усмотрел в этом бесспорное и окончательное доказательство превосходства Егорычева по меньшей мере над отцом Джемсом.

Полоний, не мешкая, тотчас же собрался в путь, уже по ту сторону каньона был пойман Егорычевым и приведен в Большую мужскую хижину через дверь, которую желтобородый открыл, словно не было на ней заклятья.

То, что Егорычев чудесным способом оказался на воле, что он преспокойно открыл заклятую дверь и втащил туда безумно оравшего и всячески сопротивлявшегося Полония и, главное, то, что Полоний, переступив вместе с Егорычевым заколдованный порог, нисколько не пострадал, — все это подкосило еще не успевшую как следует окрепнуть веру новоявленного старейшины Нового Вифлеема в самого себя. Он пал духом, не стал упираться, рассказал и о задании, которое ему поручил белоголовый, и как он его выполнил, и даже о том, какой ответ принес от белоголового гонец, посланный к нему преподобным отцом Лиром из Эльсинора.

Пока Егорычев отсутствовал, Сэмюэль Смит на Собственный страх и риск учинил дополнительный допрос Розенкранцу, вконец обмякшему от обилия свалившихся на него чудес. Так удалось узнать, что накануне гибели Яго, как раз в то время, когда Смит с Егорычевым ходили в Новый Вифлеем, Яго, Розенкранц и Гильденстерн были в Священной пещере, ставили на какой-то бумаге оттиски своих пальцев и вдоволь наглотались чудного золотистого напитка, от которого становится очень весело и под тобою необыкновенно смешно качается земля. Больше всех выпил Яго, который, вернувшись домой, в сильно пьяном виде поехал на лодке освежиться и назад уже не вернулся.