Сильнее кровоточила рана на ноге, и именно с нее начал свою первую в жизни обработку ран кочегар Сэмюэль Смит. Но еще раньше он расстегнул китель и разрезал тельняшку Егорычева, чтобы тот мог покуда прижимать вату к своей второй ране.
Кругом было тихо. Беззвучно порхали огромные бабочки с неправдоподобно яркими крылышками, уютно стрекотали какие-то близкие родственники наших кузнечиков, неподвижно зеленели высоко над головой Егорычева лохматые кроны кокосовых пальм. Трудно было представить себе более безмятежное утро…
И вдруг слева, со стороны площади Нового Вифлеема, протараторила короткая автоматная очередь.
— Автомат! — встрепенулся Егорычев. — Вы слышали, Смит? Он скосил глаза в сторону деревни и увидел два столба дыма. Он попытался подняться, но это ему оказалось не по силам.
— Ну, идите же! — сказал он, видя, что Смит не решается оставить его одного. — Ползком!.. По-пластунски!..
Кочегар быстро спустился по откосу к окраине Нового Вифлеема и так же быстро вернулся.
— Они напали на деревню!
— Отдавайте мне бинты и идите!
— Вы ранены. Вас нужно перевязать.
— Пришлите какую-нибудь старуху… Идите! Сейчас ваш автомат не только оружие, но и моральный фактор… Патронов захватите побольше и бегите туда поскорее. Бегите, товарищ Смит!
— Бегу, товарищ Егорычев!
В это время ниже по склону, там где он переходил в просторную площадь Нового Вифлеема, стрела, точно пущенная Гамлетом Брауном, оборвала навеки цивилизаторскую деятельность Полония. Сразу затрещали оба автомата и пистолет карателей, и чуть попозже в бой включился и Смит со своим автоматом.
Теперь со стороны деревни явственно доносились крики воинов, женский и детский плач.
Прошло еще две-три минуты, послышались легкие шаги, и над Егорычевым, беспомощно лежавшим с пистолетом в ослабевшей руке, нагнулась голенастая старуха с добрым широким лицом.
— Ты жив, желтобородый?
— Помоги мне встать!
Заскрипев зубами от боли, он все же при ее помощи заставил себя подняться на ноги.
— Подведи меня к пещере… пожалуйста! — сказал он старухе. Старуха правой рукой обняла его за талию, левой взяла его за левый локоть, словно собираясь танцевать с ним польку-кокетку. Егорычев тяжело откинулся на ее крепкие и жилистые руки, и они томительно-медленно побрели.
— Кто это тебя? — спросила старуха.
— Гильденстерн.