Сэр Джервез Окес потерял все свое врожденное, лихорадочное нетерпение, когда оба флота начали более и более сближаться. Он продолжал ходить по юту, но уже гораздо медленнее; руки его все еще были скрещены за спиной, лицо сделалось важнее, взор задумчивее. Гринли знал, что теперь его вмешательство было бы уже опасно, ибо когда вице-адмирал принимал на себя этот вид, он становился в полной мере главнокомандующим, и всякие советы могли только навлечь его гнев.

— Господин Бонтинг, — сказал он, когда расстояние между «Плантагенетом» и «Отважным», передовым французским кораблем, было около одной мили, — господин Бонтинг, поднимите судам сигнал бить тревогу.

Никто не смел сделать какого-нибудь замечания насчет этого приказания: оно было выполнено с быстротой и в молчании.

— Поднять его живей, да хорошенько следить за ответами! Капитан Гринли, бейте тревогу и посмотрите, чтоб на деке было все очищено, чтобы с батарей можно было успешнее действовать, когда будет нужно.

Капитан Гринли спустился с юта на квартердек, и через минуту на корабле раздался гром барабанов и свист свистков, что, как известно, во всем мире служит призывом к оружию.

— Ответные сигналы со всех судов получены, сэр Джервез, — сказал Бонтинг.

Адмирал отвечал только наклоном головы. После минутного молчания он обратился, однако, к сигнальному офицеру и сказал:

— Кажется, Бонтинг, излишне будет отдавать капитанам приказание не открывать подветренных портов нижнего дека при таком волнении?

— Я думаю, что так, сэр Джервез, — отвечал Бонтинг с усмешкой, смотря на бушующую стихию, которая ежеминутно вздымалась из-под корпуса корабля до самых сеток. — Даже людям у пушек верхнего дека придется промокнуть до костей.

— Подайте сигнал, сэр, чтобы все суда держались кильватера вице-адмирала.

Между тем на флагманском корабле все пришло в движение. Флотские и морские офицеры взялись за свое оружие, доктор тщательно собрал свои книги, а священник, схватив блюдо с холодной говядиной, которое второпях поставили на стол, унес его в свою каюту, чтоб оно не попало в чужие руки. В одну минуту констапельскую очистили от всех, которые тут обыкновенно жили, и их места заняли матросы, назначенные к трем или четырем тридцатидвухфунтовым пушкам, установленным в этом месте.

В это время сэр Джервез Окес расхаживал по юту, Бонтинг и сигнальщик были готовы поднимать новые сигналы, а Гринли ожидал только рапортов, чтобы явиться к главнокомандующему. Спустя минут пять после тревоги он получил их и взошел на ют.

— Я продолжаю идти тем же курсом, капитан Гринли, — заметил сэр Джервез, желая оправдать перед самим собой маневр, который он обдумывал, — арьергард нашей линии и авангард французов скоро сблизятся на расстояние меньше пушечного выстрела; нам легко теперь потерять любое наше судно, потому что, поврежденное в снастях, оно прямо понесется к неприятелю. А потому я полагал бы спустить «Плантагенет» под ветер и пройти мимо передовых судов французов на том же расстоянии, на каком должен пройти «Уорспайт», и таким образом мы переменили бы несколько положение дела. Как вы думаете, что будет следствием этого маневра?