У стола, на деревянной скамье, перед портативной радиостанцией, с наушниками на голове сидела девушка в военной гимнастерке с погонами сержанта. Она напряженно вслушивалась в таинственные "точка – тире", шедшие по эфиру откуда-то издалека, и быстро наносила их на лист бумаги.

Перед ярко пылавшим в очаге огнем стоял худой, высокий майор с продолговатым суровым лицом и ясным, твердым взглядом. Его жестковатый, крупный и плотно сомкнутый рот походил на прямую линию. Глубокая ложбинка разделяла надвое большой подбородок, коротко подстриженные волосы были тронуты сединой. На лбу, возле уголков глаз и рта – морщины. Его тонкие брови тянулись к самым вискам.

Майор, расставив ноги, грел у огня руки, а когда дверь открылась, обернулся.

Не пристальным, а спокойно-внимательным взглядом он посмотрел на вошедшего и низким голосом спросил:

– Ну, как там дела, старший лейтенант?

Вошедший был летчик, якут Ноговицын. Смуглое широкое приветливое лицо хранило на заметно выпирающих скулах отпечатки таежного мороза. Черные подвижные глаза старшего лейтенанта смотрели весело и пытливо. С первого взгляда Ноговицын мог показаться не в меру широким, громоздким, неповоротливым, но как только сбросил с себя огромный меховой комбинезон, стал небольшим крепышом.

Он энергично потер руки и подошел к майору.

– Сильно хорош мороз, – бодро сказал он. – Под сорок пять градусов подкатывается. При таком морозе, как говорит мой командир, можно превратиться в ледяную окаменелость.

Ноговицын бросил взгляд на занятую приемом радистку, повесил комбинезон на деревянную перекладину возле печи и, усевшись на скамью у стены, стал снимать торбаза.

– Вы представляете себе, – продолжал он, обращаюсь к майору, – что это значит, когда ртуть падает за сорок? Это значит, что обыкновенный ртутный градусник летит к шутам и на его место выходит спиртовой.

Майор кивнул головой и, тихонько насвистывая, вынул из кармана коробку "Казбека" и протянул Ноговицыну.

– Курите, старший лейтенант.

Майор тоже взял папиросу, помял ее, постучал мундштуком о ноготь большого пальца и, ловко выхватив голой рукой из очага маленький уголек, прикурил.

– Разрешите? – потянулся к нему со своей папиросой Ноговицын.

Они теперь вдвоем стояли у огня и молча дымили папиросами.

После долгой паузы майор спросил летчика Ноговицына:

– Не застрянет в дороге наш механик?

Ноговицын пожал плечами:

– Не думаю. Он проворный паренек. И потом, до нефтебазы дорога хорошо накатана, и коней ему хороших дали. Тут всего езды-то туда и обратно часа три, не более. Я был как-то на этой нефтебазе. Да и другого выхода у нас нет. Масла не хватит. – Он помолчал немного, посмотрел еще раз на радистку, перевел глаза на койку в углу, с разостланным на ней спальным мешком, и добавил: – А что если я попробую доспать недоспанное? А? Возражений не будет?