Было чертовски скверное настроение, приступать к работе не хотелось.

Дело Готовцевой остановилось на мертвой точке. Минули сутки, и не удалось узнать даже ее настоящей фамилии, не говоря уже о том, с каким заданием она здесь появилась, кто ее направил.

Она упорно молчала, а если и говорила, то обязательно дерзости. Побои переносила с какой-то безропотностью и потрясающим спокойствием. Штауфер бросил взгляд на кусок шланга, лежащий на подоконнике. Шутка сказать! От одного удара такой штучкой взвыть можно, а она хоть бы вскрикнула. Какой-то фанатик, а не человек!

— Н-да, — протянул он со вздохом. — Дела идут неважно.

А тут еще история с этой злосчастной машиной курьера. Не успел он, придя ночью домой, улечься в постель, как позвонил военный комендант. Оказывается, он провел дополнительную проверку и установил точно, что спецмашина проследовала через деревню Лопухово и таинственно исчезла между нею и городом. Чудеса! Куда же она могла исчезнуть, спрашивается? Не растворилась же в воздухе? Дико и непостижимо! Ведь ехали шесть человек, вооруженные двумя пулеметами, автоматами, пистолетами, гранатами. Целая боевая единица, способная самостоятельно вести бой! Да, но с кем вести бой? Если бы он случился, то остались бы хоть какие-нибудь следы. А то ведь никаких! И что же теперь делать? Где искать эту машину?

В дверь постучали. Вошел обершарфюрер и, выбросив вперед правую руку, приветствовал шефа:

— Хайль Гитлер!

— Хайль! — рявкнул Штауфер, и это прозвучало так, будто он хотел сказать: «Подите вы к дьяволу!»

Гестаповец подошел поближе к столу и нерешительно кашлянул.

— В чем дело? — с раздражением спросил Штауфер.

Обершарфюрер вобрал в себя воздух, с шумом выпустил его и доложил:

— Минувшей ночью господин Готовцев, под кличкой Филин, покончил жизнь самоубийством…

Короткие брови начальника гестапо медленно поднялись вверх, глаза округлились. Он потихоньку отвалился на спинку кресла и застыл в неподвижной позе с полуоткрытым ртом.

Обершарфюрер растерянно переминался с ноги на ногу и колебался: продолжать или выждать.

Он предпочел последнее и, не мигая, смотрел в ошалелые глаза своего начальника.

— Как покончил? — чуть не шепотом спросил Штауфер после нескольких томительных секунд.

Обершарфюрер, рассудив за это время, что он не является виновником события, несколько приободрился и, имея в виду главным образом «как», ответил:

— Вогнал себе пулю в область сердца из пистолета русского образца модель «Т».

Обершарфюрер на всякий случай сделал шаг назад.

Штауфер схватился руками за край стола, точно собирался сдвинуть его с места, и своим визгливым, бабьим голоском вскрикнул: