Не знаю, сколько я просидел там, наедине со своими мыслями. Стемнело, когда явился Карлсон.

Он позвал меня в кубрик и развернул карту. Пятерня его задержалась у Хагена — километрах в пятидесяти от нас, к югу. Там мы примем на борт лаборанта. Оттуда наш маршрут протянется еще дальше к юго-востоку.

Подвинув мне карту, Карлсон скинул пиджак и велел подать стакан воды.

Он мог отлично сам налить себе воды, для этого нужно было встать и сделать шаг к баку, стоящему в углу. Или Карлсон считает, что шкипер будет и лакеем для него? Но я решил простить ему бестактность для первого раза.

Он сунул в рот пальцы, вынул челюсть и опустил ее в стакан. Лицо Карлсона обмякло, щеки провалились. Пробормотав что-то, он повернулся к стенке и скоро захрапел.

Там, где он провел своей пятерней, я должен теперь проложить курс, — мимо зубчатых берегов, вдоль узких проливов, среди множества островов и банок, где, бывало, профессор Бамберг ночь не спал, разбирая живность, захваченную тралом, и разглядывая в микроскоп крохотных рачков. На тех банках — на пути к Хагену — всегда кормится сельдь, и странно, что с нами не будет лаборанта в это время.

Однако я недолго раздумывал, что? за человек лежит около меня в кубрике «Ориноко», выставив из-под одеяла ногу в синем носке. Способность ясно воспринимать окружающее не вернулась ко мне. Я не покидал Ялмарена, песчаной, исхлестанной приливами косы с могильным камнем.

Вышли мы в море на рассвете. Часов в девять мы были на тех самых рыбных местах, которые так интересовали профессора Бамберга. Карлсон еще спал, ящик с приборами, корзина со стеклянной посудой оставались нераспакованными. Я спрашивал себя, не разбудить ли Карлсона, но вскоре он появился на палубе. Он стоял, запрятав руки в карманы, и зевал. Бот слегка качнуло, и Карлсон уцепился за такелаж и выругался, да, выругался, и не по-нашему, а точно так, как выражаются пьяные американские матросы в заведении Стига Лауриса.

Я решил всё же напомнить ему, какие золотые места мы проезжаем, и в ответ услышал:

— Да, да, Ларсен. Ты хочешь, чтобы всё было так, как при твоем профессоре, как его… Не беспокойся, успеем расставить банки и склянки.

Не понял я его. О себе я пекусь, что ли? Но по всему видно было, что за разъяснениями к Карлсону нет смысла обращаться. Морская поездка плохо повлияла на него. Вчера он держал себя более солидно.

Улучив удобную минуту, я вызвал в рубку моториста Ханса из Сулидена.

— Слушайте, Ханс, — начал я. — Вы плавали с ним однажды, с Карлсоном. Сдается мне — не очень он похож на ученого. Как вы находите, а?