Светлый фон

* * *

Вечером следующего дня Ан-2 приземлился в Березове при свете посадочных прожекторов. Автобус довез меня до гостиницы, светившейся всеми окнами среди высоких пихт и обещающей тепло и уют после двадцатиградусного мороза.

Бросив на кровать походную сумку, я справился по телефону, находится ли в больнице Васса Карповна. Ответили, что ушла домой. Дежурная по гостинице растолковала мне, как разыскать Красноармейскую улицу, и я отправился по адресу.

Городок утопал в снегу. Снег был всюду: искрился в голубом свете неоновых фонарей, лежал на зеленых лапах пихт, расстилался вокруг меня не тронутым копотью ковром, украшал беличьими шапками крыши домов, скрипел под ногами на все голоса.

Я шел и думал: узнаю ли я Вассу? Узнает ли она меня? Столько лет прошло после нашей последней встречи в отряде имени Щорса. Мне еще помнится, как она смутилась, когда я уставился на ее располневшую талию, и принялась торопливо оправлять гимнастерку на животе. С похудевшим лицом, с коричневыми пятнами на лбу и щеках, с высокой грудью, она казалась тогда неказистой, только огромные глаза, бесконечно печальные и ясные, нежно светились.

В чужом отряде Васса чувствовала себя обузой, мучилась одиночеством, тосковала о внезапно пропавшем любимом человеке. Но глаза ее жили, лучились, не подчиняясь ни чувствам, ни воле, жили независимо от настроения: в глубине их сияло счастье будущей матери, и она стыдилась своих глаз. Разговаривая с партизанами, смотрела в землю, и со мной говорила натянуто, рассказывала о своей тяжкой участи так, словно во всем сама была виновата. Как же сложилась ее дальнейшая судьба? Как прожила она долгие годы одна?

Дом номер восемь смотрел окнами на улицу, с обеих его сторон вдоль расчищенной дорожки искрились белые стены. Я прошел по снежному коридору, постучал в дверь.

— Кого вам? — раздалось внутри.

— Василиса Карповна дома?

— Заболел кто-то? — спросил тот же женский голос.

— Я не больной, я приехал из Москвы.

Звякнула задвижка, и в распахнувшейся двери показалась женщина, лицо ее в потемках было плохо видно. Поздоровался.

— Заходите, — удивленно пригласила она, открывая дверь в освещенную комнату.

Я остучал ботинки от снега, пошмурыгал подошвами о половичок, вошел в прихожую, которая являлась одновременно и кухней, снял шапку и повернулся к женщине. Она смотрела на меня выжидательно, широко распахнутыми, вопросительными глазами. Повстречайся она мне случайно на улице, я бы не узнал в этой полнеющей, стройной женщине с открытой белой шеей и слегка подкрашенными губами прежнюю Вассу, но глаза… Они не изменились.