— Вадим все сделает.

Спустя несколько минут приходит заспанный Вадим. Долго зевает и никак не может понять, чего от него хочет Фома Фомич.

— Да ты что, малый, совсем ото сна очумел, простых вещей не можешь понять, — злится Фома. — Неужели ни малейшего представления не имеешь о наборе. Вот давай раскладывай пока литеры по клеткам наборной кассы. Будь бы шрифт покрупнее — корпус или петит, к примеру, я бы и без твоей помощи. А то нонпарель! Ее с лупой нужно, а не с моими очками. А ты не швыряй их так, это тебе не гвозди. Клади вместе с литерами еще и пробелы, цифры и линейки. Да пошевеливайся, а то мы так до утра не рассортируем, а надо бы сегодня хоть одну страницу сверстать.

— Если уж так быстро надо, пусть и отец Феодосий помогает, — недовольно бурчит Вадим.

— Ты что, в своем уме? — таращит глаза на Маврина Фома. — Он работодатель, хозяин…

— Ладно, ладно, — примирительно говорит Корнелий. — Я вам помогу, литеры только очень уж маркие. Рук потом, наверное, не отмоешь?

— Да уж известное дело, — подтверждает Фома. — Свинцовая пыль въедлива. У наборщиков ручного набора она на пальцах и даже ладонях на всю жизнь.

— Что вы говорите! — испуганно отдергивает руку от шрифта Корнелий.

— Это когда лет десять поработаешь, — смеется Фома. — А денек-другой никакого следа не оставит. Дня через два-три все сойдет. Тут на них не столько свинцовая пыль, сколько типографская краска. Не новый шрифтик-то, был уже у кого-то в употреблении. Краска, правда, тоже въедлива, но и она отмывается в конце концов.

К одиннадцати часам ночи удается разложить все типографские знаки по клеткам наборной кассы. В начале двенадцатого Фома приступает к набору первой строки. Он кладет перед собой страницу текста и торжественно берет из кассы букву за буквой, устанавливая их в верстатке.

Авдий молча пропускает мимо себя Дионисия Десницына, внука его Андрея, ректора семинарии отца Арсения и двух неизвестных ему представителей епархии. Чтобы никто из них не споткнулся в темноте, Авдий идет впереди, указывая дорогу. То ли он заблаговременно смазал петли, то ли дверь в подвале вообще не скрипучая — открывается она бесшумно.

Вниз по ступенькам первым снова идет Авдий. Достигнув массивной двери на нижней площадке лестницы, он по знаку Дионисия стучит в нее.

После некоторой паузы слышится голос Вадима:

— Это ты, Авдий?

— Я, Вадим. Отвори, мне отец Феодосий надобен.

Снова пауза. Наконец тяжелая дверь медленно, с противным скрипом, будто кто-то кошке на хвост наступил, отворяется. Ослепленный ярким светом Авдий не сразу входит в подвал, давая возможность глазам своих спутников привыкнуть к освещению и оглядеться.