— В таком случае завтра утром я был бы уже мертв. Вы — плохой оратор, Жан Моро, если ваше вино не лучше…

— Мое вино, ваше сиятельство, будет говорить само за себя. Его священство назвало его вином галилейским, если и этого недостаточно, то…

— Хорошо, хорошо, мосье Моро, так подайте нам вина его священства, и побольше. А затем приготовьте мне голавля или каплуна и подайте один из ваших золотистых сыров с маленькой флягой живительной влаги. Разве я не артист в составлении меню, мосье Моро?

Хозяин пожал плечами и с видом глубокого сожаления заметил, что артист налицо, но нет материала для исполнения его планов.

— Ваше сиятельство, — сказал он, — хотя бы вы и привезли целый мешок дукатов из Брешиа в Маестре, вы не найдете ни одного каплуна, который мог бы вознаградить ваши труды. У моих соотечественников много добродетелей, но умеренность чужда им. Они съели все, чуть ли не листья с деревьев. Ах, моя бедная Венеция.'

— Как ваша бедная Венеция, Моро?

— Да, ваше сиятельство, моя чудная родина превратила эту несравненную страну в убежище дьяволов. Я говорю вам это в лицо и готов повторить то же самое генералу Бонапарту, если бы я имел счастье находиться в его присутствии.

— Это счастье скоро выпадет вам на долю, Моро, могу вас уверить в этом. И пусть все в этом доме знают — я видел, входя по лестнице, что несколько человек там внизу играли в экарте, — пусть все они знают, что в скором времени Наполеон потребует у них отчета в том, как они обходились с моим другом графом и со мной, бедным путешественником, который имеет честь быть слегка знакомым с генералом. Поняли вы меня, мой друг? Ну, так отправляйтесь теперь и помните, что осторожность прежде всего, затем еще раз и еще раз осторожность во всем, или, призываю в свидетели Небо, этот дом запылает первый, когда господин мой и повелитель явится в Венецию.

Жозеф Вильтар прекрасно знал цену угрозе и знал, где следует применить ее. Опытный во всякого рода интригах, он умел быть галантным с женщинами, ласков, убедителен и даже смирен с мужчинами, но малейшее сопротивление или простая случайность могли заставить его выказать и другие стороны своего характера. Старый Моро молча проглотил угрозу, но глаза его на минуту сверкнули, и первым долгом, очутившись на кухне, он созвал своих слуг и послал одного из них к начальнику своего квартала с извещением, что в Венецию прибыл один из эмиссаров Бонапарта из Граца и в настоящую минуту обедает у него в доме.

— А вы остальные, — крикнул он собравшимся слугам, — отправляйтесь сейчас на крышу дома и подслушайте их разговор, не упустите ни одного слова. Он ведь прислан сюда самим Бонапартом, как он говорит. Если вы дорожите своими ушами, ребята, пустите их в ход. Но осторожность прежде всего, а затем еще и еще раз будьте осторожнее. Он грозил мне, Моро, своему соотечественнику. Я заставлю его понять, с кем он имеет дело!