Светлый фон

Хатако, пофыркивая, завязал у шеи болтающиеся наушники своего шлема и засунул онемевшие от холода руки в меховые мешочки, которые сшил себе накануне похода. Среди воя бури он расслышал за своей спиной шаги лишь тогда, когда к нему вплотную подошел фельдфебель, проверявший караульных. Защитив глаза рукой, он следил за Хатако.

— Сразу видно, что ты уже знаком с этим бесовским наваждением! — засмеялся он, поняв назначение смешных меховых мешочков, и покровительственно похлопал аскари по плечу.

— Ничего нового на посту! — доложил Хатако.

— Да, новым это, правда, назвать нельзя, но, во всяком случае, нечто, чего мы давно были лишены, — весело сказал белый и указал рукой на крутящийся вихрь снежной метели.

И Хатако впервые заметил, что глаза фельдфебеля были того же холодно-зеленого цвета, что и ледяные сосульки, свисавшие с утеса над их головами. Широко расставив ноги и выгнув вперед туловище, чтобы лучше противостоять напору ветра, стоял белый человек, и ледяные глаза на его кирпично-красном лице, не мигая, следили за бешеным белым вихрем.

Вдруг он вздрогнул и быстро схватил Хатако за рукав.

— Э, ты не заметил, кто-то прошел? Ты не… вот снова!

Две пары глаз пытались проникнуть через косо падающий ледяной град.

— Вату куоле! Унаона? Вату винис! (Там люди, ты видишь? Много людей!) — прошептал Хатако и своими засунутыми в мешки руками поспешно передвинул предохранитель ружья.

Фельдфебель бросился к солдатам, и его голос, как рев быка, покрывал завывание бури:

— Эй, адуи тапари! (Слушай, враг наступает!)

И уже затрещали выстрелы. Копья и дротики, звеня и дробя камень, замелькали среди утесов в ущелье, где расположился лагерь. Через проход в скалах хлынула, словно гонимая бурей, дикая орда. Засыпанные снегом, вопя и воя, как шакалы, подхлестываемые голодом, мчались воины Шигалла.

Их волна отбросила Хатако к скале, он упал, снова поднялся на ноги, вскакивая, сорвал зубами рукавицу и — пенг! пенг! пенг! пенг! — вонзились в полчище его выстрелы.

Дюжий фельдфебель, как бешеный слон, бросился на нападающих. Как кузнечный молот, работали его безоружные кулаки, они наносили удары, врезались в комок человеческих тел, дробили головы. Из лагеря доносился дикий рев, беспорядочная стрельба и топот сражающихся людей.

Все это продолжалось всего несколько минут, и так же поспешно, как она наступила, орда отхлынула назад. Босоногие дикари бесшумно и быстро, как тени, бросились по обломкам скал к ложбине.

Последним проскочил мимо Хатако низкорослый воин с бычьей шеей и широкими плечами. Горящий взгляд налитых кровью глаз, как искра, ожег Хатако, и на его голову свистя обрушился быстрый, как молния, удар меча. Изогнувшись, Хатако избежал удара, и грозный клинок с глухим лязгом, не причинив вреда, врезался в завязанный узлом шейный платок. В следующее же мгновение страшная фигура исчезла в снежном вихре.