Светлый фон

— Так. — Он встал и зажег большую стоячую лампу. Затем подошел ко мне и посмотрел мне прямо в лицо. Его напускное спокойствие внезапно исчезло. Он сделался суровым и сильным. Его голос звучал твердо.

— Выслушай меня.

— Я слушаю.

— Я приехал сюда, чтобы спасти тебя и намерен сделать это. Ты хотел, чтобы я поверил в добродетель этой женщины. Ты сам верил в нее. Ты был околдован, ослеплен, одурачен. Я видел это, но мне нужно было заставить тебя понять. Я должен был довести тебя до сознания, что она недостойная женщина, что любовь ее к тебе срам, только предлог, чтобы разорить тебя. Как я мог доказать это? Ты не стал бы слушать доводов. Мне нужно было искать других путей. Теперь слушай меня!

— Я слушаю.

— Я составил план. Три месяца я старался завладеть ею, привлечь ее любовь, оторвать от тебя. Она оказалась преданнее, чем я предполагал. Я не могу не отдать ей должного в этом отношении. Она сильно боролась, но я думаю, что восторжествовал. Сегодня ночью она пришла в мою комнату по моему приглашению.

— Ну?

— Ну, ты получил записку. Я сам написал ее. Я наметил эту сцену и это разоблачение. Я подстроил это для того, чтобы глаза твои открылись, чтобы ты увидел, кто она, чтобы ты прогнал ее — неверную, распутную…

— Остановись, — прервал я его. — Брат ты мне или нет, я не желаю, чтобы ты называл ее такими именами, хотя бы даже она была в десять раз хуже. Ты не смеешь, говорю я! Я задушу слова в твоем горле. Я убью тебя, если ты произнесешь звук против нее. О, что ты сделал!..

— Что я сделал? Постарайся успокоиться, друже. Что я сделал? Вот что — и счастлив для тебя тот день, когда я сделал это. Я спас тебя от позора, освободил от греха, доказал тебе низость этой женщины.

Он поднялся на ноги.

— Я похитил у тебя твою любовницу: вот, что я сделал.

— О, нет, не это, — простонал я, — прости тебя Боже, Гарри. Она не моя лю… — то, что ты думаешь. Она моя жена.

ГЛАВА XXII

ГЛАВА XXII

Мне показалось, что он упадет в обморок. Лицо его побелело, как бумага, он отшатнулся, глядя на меня дикими расширенными глазами.

— Господи помилуй! Почему ты не сказал мне этого, мальчик, почему ты не сказал мне?

В голосе его прозвучала нота, более потрясающая, чем рыдание.

— Ты должен был довериться мне, — продолжал он. — Ты должен был сказать мне. Когда вы повенчались?

— Только месяц тому назад. Я готовил сюрприз для тебя. Я ждал, пока ты скажешь, что полюбил ее и изменил свое мнение о ней. О, я думал, что ты будешь доволен и счастлив, и я лелеял эту тайну, чтобы сказать тебе.