— Так, в следующий раз уж мы пошлем вас в Лоппен, храбрый господин, для того, чтобы вы научились превозмогать свое отвращение к северным охотам на птиц. Там вы достаточно найдете случаев выказывать свою храбрость и хладнокровие, кроме того, даром можете насладиться гостеприимством храброго Эгеде Вингеборга и его жены Анги.

— Кто такая Анга и кто такой Вингеборг? — спросил Стуре, желая замять разговор, чтобы не вызвать еще больших неприятностей.

— Вингеборг зайтра сам предстанет пред вами, когда прибудет шлюпка. Гельгештад сделал его на Лоппене единственным хозяином, а я, без сомнения, ему обязан жизнью и без него, наверное, разбился бы о камни.

— Так ты был в опасности? — спросила Ильда.

— Немного, но Эгеде оказался вблизи. Ты знаешь, — продолжал он, — что кайры гнездятся в расщелинах скал, в отвесных стенах, часто на расстоянии тысячи футов от вершины утеса и в тысяче же футах от уровня моря. Там они сидят в глубоких щелях целыми дюжинами. Если поймать одну, то и все будут в руках; одна схватит другую за хвост, и таким образом можно вытянуть их всех. Такая ловля восхитительна. Сверху с утеса спускают на блоке канат в тысячу двести футов длины. Нечто вроде чурбана служит сиденьем для охотника, под ним висит корзина, куда он бросает птиц. Шесть или восемь человек спускают его до тех пор, пока он достигнет гнезд. Если он не может достать птиц рукою, то в корзинке сидит собачка; он посылает ее в расселину скалы, она хватает первую птицу и тащит ее наружу. Вот и все. Охотник тащит собаку, зубы собаки впиваются в шею птицы, остальное совершается само собою. Но, конечно, не обходится и без опасностей. Люди наверху, разумеется, не так-то легко отпустят канат, хотя и это случалось; охотник умеет удержаться на своем чурбане, хотя случалось иногда, что тот или другой терял равновесие и ломал себе шею; но всего хуже, если канат начинает вертеться, и охотник вращается в воздухе, как волчок; тогда у него делается головокружение, он теряет сознание и падает вниз, или же разбивает голову о какой-нибудь утес. Это и было бы моею участью, если бы не поддержал меня Эгеде. Я висел на канате в семьсот футов длины; подо мной могли бы уместиться десять мачт; как вдруг налетел порыв ветра, и я начал кружиться. Сперва я смеялся, потом рассердился, потом закричал в смертном страхе, потому что вокруг меня стало темно. Вдруг по канату спустился ко мне человек, встал на чурбан справа и слева ногами, вырвал у меня из рук палку с крючком, уперся острием в расселину скалы и одним прыжком вскочил на выступ ее, шириною в руку. В одно мгновение он притянул к себе канат и удержал его, потом осторожно раскрутил его и грубо засмеялся. Через минуту я и сам не знаю как стоял уже подле него. Мы шли по ребру, и оно стало расширяться. Над нами висела разрушенная стена, под нами блестело море; над нашими головами кружились стаи кричавших птиц, которые бешено били нас своими крыльями и клювами; оба мы, забрызганные кровью, ловили и убивали, до тех пор, пока все затихло.