Аллондэль, одинокий старик, горячо привязался к ней. Теперь его мучила мысль об огромном проигрыше Лаблашу, и его лицо подергивалось, когда он вспоминал об этом, и мысленно упрекал себя за свою страсть к игре.

Он встал и подошел к печке, так как заметно дрожал.

— Мне кажется, что вы, господа, не позаботились подложить углей в печку, — сказала Джеки, заметив движение дяди, но она не сделала ни малейшего намека на то, что они играли в карты. Она боялась узнать истину. — Да, да, огонь совсем погас! — прибавила она, садясь на пол у печки и выгребая из нее золу.

Вдруг она повернулась к ростовщику и сказала:

— Принесите мне скорее дров и керосину. Надо растопить снова. Мужчинам никогда нельзя доверять!..

Джеки не питала никакого почтения к общественному положению и богатству, и когда она приказывала, то мало нашлось бы мужчин прерии, которые не поспешили бы исполнить ее приказание. Лаблаш тоже не осмелился ослушаться. Он тяжело приподнял свое грузное тело и медленно двинулся по направлению к чулану, где лежал запас дров и угля.

— Ну поторопитесь! — крикнула ему вслед Джеки. — Мы наверное бы замерзли, если бы должны были зависеть от вас!

Лаблаш, самый жесткий и беззастенчивый ростовщик во всем округе, повиновался повелительному голосу девушки, как побитая овчарка, и, пыхтя, поспешил исполнить ее приказание. Даже Аллондэль помимо своей воли, не мог удержаться от улыбки при виде монументальной фигуры Лаблаша, когда он с трудом потащился за дровами.

Беннингфорд, вернувшись, увидал эту картину и сразу оценил положение вещей.

— Я напоил, накормил и взнуздал лошадей, — сказал он. — Слушайте, доктор, — обратился он к Абботу. — Идите поднимите свою жену с постели. Надо будет отправляться в путь.

— Она сейчас сойдет вниз, — заявила Джеки, взглянув на него через плечо. — Вы, доктор, принесите-ка сюда котелок с водой, а вы, Билль, посмотрите, не найдется ли где-нибудь куска ветчины или какой-нибудь другой пищи. Дядя, ты иди сюда и сядь у печки. Я вижу, что ты озяб.

Все эти люди, которые еще лишь несколько минут тому назад сидели за картами, поглощавшими все их внимание, и проигрывали, не морщась, целые состояния, теперь словно забыли об этом в своей поспешности угодить молодой девушке, которая со всеми ними, молодыми и старыми, обращалась совершенно одинаково, хотя доктор Аббот и Беннингфорд пользовались ее расположением, а Лаблаша она терпеть не могла. Только с дядей она обращалась иначе. Она горячо любила его, несмотря на все его недостатки и прегрешения, и с тоской видела, что он опускается все ниже и ниже. Игра и вино делали свое дело. Но на свете у нее никого не было, кроме него.