— Признайся, ты разве не забирался в чужие дома, разбойник?
Он схватил ее за руки и насильно поцеловал в обе щеки.
— Вредная девчонка! Ты знаешь, что это только ради шутки.
— Как бы не так! — сказала она. — А когда старик Дюге, который этого ведь не знал, взялся за мушкет, так это тоже в шутку один из вас проткнул его шпагой? Ведь это ты был…
— Ты у меня замолчишь?
Он душил ее в объятиях, продолжая покрывать поцелуями ее лицо, одновременно ругая ее и называя потаскушкой.
— Лжешь! — возмутилась она, потом спросила с любопытством: — А эта Анна-Мария, которую ты соблазнял, как ты теперь с ней? Ты к ней пойдешь?
Она презрительно сжала губы.
Анна-Мария Кердонкюф когда-то была ее подругой и приятельницей. Но Анна-Мария поддалась уговорам Тома. Была ли то добродетель или ревность, но Гильемета, ничего не имевшая против того, чтобы Тома был возлюбленным всех других женщин и девок 49, ей не известных, нашла очень дурным, что Анна-Мария стала любовницей Тома.
— Отвечай же! — сейчас же вскипела она. — Пойдешь ты к этому отродью?
Тома поломался.
— Если захочу, — сказал он. — Ты тоже хороша. Чего ты на нее нападаешь? Что она тебе сделала?
Гильемета всем своим видом выразила крайнее презрение.
— Мне? — прошипела она, вытянув губы. — Мне? Анна-Мария? Что бы она могла мне сделать? Или ты воображаешь, что я с ней разговариваю? Святые великомученицы!.. Да ни одна из нас, кто хоть чуточку себя уважает…
Но Тома насмешливо ее прервал:
— Ну да, болтай! Стану я тебя слушать!.. Ты забыла, что вас с ней было водой не разлить. А теперь она у тебя черна как сажа. Это уж не без причины. Вы что, вцепились друг другу в волосы, и тебе верно попало?.. Она больше тебя и толще, Анна-Мария…
В ярости Гильемета со всей силы его ущипнула.
— Мне попало? Мне? Ей-Богу, ты не в своем уме. Да я ей ногтями глаза выцарапаю и заставлю прощение просить, твою потаскуху! Приведи ее сюда, если хочешь ее посмотреть слепую!..
— Тише, крикунья! Замолчишь ли ты, наконец? Покричи еще, и тогда кое-кто другой за тебя возьмется.
Он показал пальцем на деревянную лестницу и расположенную над ней дверь в комнату стариков. Гильемета смущенно опустила голову.