И вдруг мы притихли и начали переглядываться. Нет, мне не показалось. Не я один, а все столпившиеся на палубе услышали крик!

Снова и снова с тоской и призывной мольбой звучал он над сумрачным морем. А потом вдруг там что-то вспыхнуло, запылало. Над скалами заметался тревожный огонек.

Кто-то размахивал факелом, подавая нам сигналы.

Это был, несомненно, зов о помощи!

Застопорили машину и зажгли прожекторы, пытаясь их лучами отогнать сгустившуюся тьму. В свете прожекторов все выглядело нереально: полосы тумана, тянущиеся над водой; оскаленные клыки скал; черная фигурка, приплясывающая на песке возле самой воды, исступленно размахивая руками, — а позади нее так же скачет и кривляется черная огромная тень.

— Кто это? — глуповато спросил я у Волошина.

Он пожал плечами:

— Не знаю. Какой-нибудь новый Робинзон. Или вы думаете, будто его я тоже выдумал?

Спустили шлюпку. Матросы, дружно налегая на весла, так и взлетавшие над водой, быстро погнали ее к берегу. А мы провожали их глазами.

Вот шлюпка развернулась... Осторожно, по всем правилам, подошли кормой к берегу.

Крепкие матросские руки подхватили бросившуюся навстречу через пенную полосу прибоя черную фигурку... И вот они уже плывут обратно!

Но тут прожектор погасили, чтобы не слепить рулевого на шлюпке, и она пропала в темноте, показавшейся еще более непроницаемой, чем прежде.

Наконец стал слышен мерный плеск весел. Он приближался. Шлюпка влетела в полосу света, струящуюся на воду с палубы и из иллюминаторов.

С трудом я протолкался поближе к борту и увидел в шлюпке среди матросов какого-то странного человека, все время встревоженно вертевшего всклокоченной головой. Исхудавшее лицо обросло неряшливой, клочковатой бородой, грязная куртка порвана, ноги босые.

Кто он? Потерпевший кораблекрушение? И как мы по счастливой случайности обнаружили его? Совсем как американские китобои, спасшие вороватого капитана Бутлера. Наверное, и тот бегал так же — босиком и в лохмотьях — по этому песчаному пляжу.

В такую странную ночь у скалистых берегов всеми забытого островка со зловещим названием вдруг оживали старые пиратские предания, в них невольно верилось.

Загадочный незнакомец так ослаб и разволновался, что не смог вскарабкаться по трапу. Матросы буквально подняли его на руках. Некоторое время новоявленный Робинзон стоял, вцепившись в бортовой леер и пошатываясь, словно пьяный, а потом вдруг театральным жестом высоко поднял правую руку и, вглядываясь во тьму, скрывшую из глаз зловещие скалы, что-то громко выкрикнул надрывным, срывающимся голосом — похоже, по-французски.