С т р е п е т о в а. Что это было, Модест Иванович? Вы видели, что творилось в зале? Все плакали. Да не только барыни сердобольные, девчонки какие-нибудь… Взрослые мужчины… Вы слышите? До сих пор не расходятся! А цветов сколько!.. Среди зимы-то…
П и с а р е в. Это успех, Полина Антипьевна.
С т р е п е т о в а. Успех? Нет, это другое… Я знаю, что такое успех. Аплодисменты, цветы, вызовы… Это все было, и когда я «Ребенка» играла и «Семейные расчеты»… Только… Только не так… Такого еще никогда не было!
П и с а р е в. Вы еще никогда так не играли. Были моменты, когда я с трудом продолжал роль: комок подкатывал к горлу. И никогда не видел подобной игры.
С т р е п е т о в а. Игры… Мне кажется, что я и не играла вовсе, а будто… да, да, будто все это со мной было — и любовь к помещику… и страх перед мужем… смерть ребенка… Мне и правда жить не хотелось!
П и с а р е в. А знаете, ведь Писемский считал, что его Лизавета — подлая баба и шельма.
С т р е п е т о в а. Не может того быть! Написать такой характер и не понять самому, что написал?
П и с а р е в. А может, он и не писал того, что вам в этой «шельме» открылось?
С т р е п е т о в а. А что же я такое играю? Разве не его Лизавету? Нет, нет, Модест Иванович, не хочу и слышать об этом! Я свою Лизавету лучше знаю, чем Писемский. Он ее только написал, а я ей в душу заглянула, я сама вместе с ней все перестрадала!
Г а с и л о в. Разрешите представиться: Гасилов, Фирс Евгеньевич, театральный рецензент из Петербурга.
С т р е п е т о в а. Очень приятно.
Г а с и л о в. Сильное, чрезвычайно сильное впечатление производит ваше исполнение Лизаветы, Полина Антипьевна… так, кажется…
С т р е п е т о в а. Вообще-то я — Пелагея. Но можете звать меня и Полиной. Это как кому нравится.
Г а с и л о в. Так вот… Полина Антипьевна… Ваша игра настолько захватывает, что нет никакой возможности подумать, осмыслить происходящее, пока не падает занавес. Да и после… трудно отделаться от того сильного чувства, которое вызывает ваша игра.
С т р е п е т о в а